Братва и кольцо
Шрифт:
Пендальф прищурился, поднёс к глазам сложенную черпаком ладонь и на секунду замер.
— Что это там чёрненькое белеется?
Высоко вверх по всей длине шахты уходили вбитые в стену штольни проржавевшие скобы. Пендальф ухватился за нижнюю, неожиданно легко подтянулся на ней, словно испытывая на прочность, и с ловкостью заправского юнги полез к свету. Остальные, неуклюже цепляясь за холодный металл, поползли за предводителем, не желая оставаться в вонючем коллекторе.
Добравшись до люка, Пендальф по пояс высунулся из шахты, огляделся — глаза с трудом привыкали к свету, но когда привыкли, увиденное настолько поразило старика, что он, свесившись обратно в лаз, воодушевлённо проорал, словно старался подбодрить своих спутников, с трудом цеплявшихся за скользкие скобы:
— Б-а-а-а-тюшки, это же подземный город коротышек.
Глава девятая.
РАЗБОРКИ В МАЛЕНЬКОЙ УМОРИИ
Мне к любимой не пройти,
могут встретить но пути «местные».
Вываливавшимся на поверхность было не до местных красот, они были рады уже глотку чистого воздуха, и только впечатлительный Сеня нашёл в себе силы оценить окружавший их пейзаж:
— Да тут красиво, как в метро «Автово»!
Люк, из которого выбрались компаньоны, оказался рядом с красной кремлёвской стеной, как раз в том месте, где теснились могильные таблички, среди которых даже неопытный взгляд мог разглядеть совсем свежее захоронение, Гиви бросился прямиком туда.
Не сразу разобравший, в чём дело, Пендальф попытался окрикнуть гнома:
— Гиви! — Но тот уже не реагировал на происходящее вокруг, он подбежал к стене, уткнулся в кирпичную кладку лбом и запричитал:
— Нэт! Нэт! Нэт!
Пендальф подошёл к стене, уставился на эпитафию и, откашлявшись, громко прочёл:
— «Спи спокойно, старый товарищ Балин, стахановец вечный». — Он посмотрел на Гиви и попытался подыскать какие-то слова утешения. — Значит, помер твой братан… Какая неприятность!
Кто-то тронул его за плечо, Пендальф оглянулся — и Лагавас горячо-горячо принялся нашёптывать ему:
— Натто ухотить. Нелься тут садершиваться.
Пендальф отстранил эльфа, опустился на одно колено, достал из вороха венков здоровенную амбарную книгу и с выражением принялся читать:
— «Я веду прямой репортаж из главной пещеры. Они захватили мост и вторую залу. Примерно две роты, штыков двести. Пулемёты на флангах. Если прижмут к реке — крышка. Никаких гарантий. От пуль темно. У меня кончаются чернила, всё пропало. И напоследок — берегите себя!!!»
Мерин Гек, последним поднимавшийся из коллектора и зацепившийся штаниной за последнюю скобу, все ещё наполовину торча из люка, с ужасом слушал повествование. Когда Пендальф для пущего пафоса театрально захлопнул книгу, дочитав последние строчки, донельзя впечатленный карапуз покачнулся, руки его разжались, и ящик защитного цвета, который он нёс, с грохотом провалился в люк. Пендальф аж подпрыгнул от злости:
— Придурок! Я если бы ты нёс патроны?! Где-то внизу рвануло так, что кремлёвская стена, казалось, качнулась, взрывной волной Гека выкинуло из люка и порядком приложило головой о качественную мраморную плиту с какой-то труднопроизносимой фамилией.
«Вот тебе, бабушка, и мемориал Гранаткина» — эта мысль, невесть откуда забредшая в его тупую башку в тот момент, не давала покоя Геку до самой смерти.
И не сносить бы ему головы, да судя по нетрезвому пению про Мурку, возникшему где-то за кремлёвской стеной, тряхнуло не их одних!
Лагавас вскочил на ноги:
— Урки!
Через мгновение в нескольких метрах от них распахнулись покосившиеся ворота, из которых вывалилась толпа гопников. Аккуратно раздвинув ошалевших карапузов, внезапно оказавшихся ближе всех к группировке отборных отморозков, и на ходу разминая шею, вперёд выдвинулся явно соскучившийся по старому доброму мордобою Агроном:
— Все назад, щас будет махач!
Впрочем, отморозки быстро показали — за ними не заржавеет. С тем же понтом раздвинув своих корешей, на передний план из толпы гопников вышел здоровенный бегемотообразный толстяк в ватнике.
Баралгин аж присвистнул от удивления:
— Фигасе!!! Они мумми-тролля привели!!!
Гиви вспрыгнул на ближайшую могилу и выхватил из ножен здоровенный кинжал:
— Запускайтэ па одному! Я им покажу, гдэ роки ночуют!!!
О таких битвах не слагают песен скальды и не рассказывают седые ветераны. От таких битв не остаётся воспоминаний, потому что некому вспоминать. Короче, махач был чисто реальный!
В ход шло всё, что попадалось под руку, — булыжники, куски арматуры, битые бутылки. Если бы на стенах висели ружья, их обязательно вставили бы кому-нибудь пониже поясницы. Гек, к примеру, размахивал вырванной давешним взрывом скобой из канализационной шахты. Агроном и Пендальф палили с колена с удивительной кучностью, убивая каждым выстрелом не менее десятка жуткорожих гопников. У тех же, наоборот, боевые действия совершенно не ладились — в лучшем случае их пули сбивали ветви с елей по соседству да крошили мраморные плиты, в худшем — рикошетили от стен, укладывая наповал всё тех же урок.
Вокруг громоздились горы трупов, и только здоровенный толстяк всё ещё оставался жив и невредим. Его единственным, но грозным оружием оказались кулаки размером с пудовую гирю, которыми он уже успел отдуплить Лагаваса, и теперь, грозно рыча, носился между трупами, подыскивая толкового спарринг-партнёра.
Он уже был готов броситься на Баралгина, когда наперерез ему, сжимая в руках невесть где притыренную двустволку, бросился Фёдор и с близкого расстояния разрядил оба ствола прямо в заросшую волосами переносицу.
Наблюдавший за происходящим с почтительного расстояния Сеня аж присвистнул от удивления:
— Ни фига себе. Чистый Quake!!!
Его голос утонул в противнейшем хрусте ломаемых рёбер — уже мёртвый толстяк пробежал по инерции ещё несколько шагов, ноги его заплелись, и он рухнул навзничь, подминая под себя офигевшего в атаке Фёдора.
Наступила какая-то пронзительно мгновенная тишина, и только тихие стоны, доносившиеся из-под исполинской туши, привело Сеню в чувство.
— Агроном! Помоги! Агроном! — Фёдор звал на помощь, и Сеня бросился к толстяку, пытаясь за ногу стащить его с Фёдора. Ровно с тем же успехом Сеня мог бы спасать Анну Каренину из-под паровоза: Сеня и урка были в абсолютно разных весовых категориях. В данной ситуации у Сени было только одно преимущество перед толстяком — он был жив.