Братья Ашкенази. Роман в трех частях
Шрифт:
Но Лодзь не спала.
На бедных улицах вокруг фабрик, в Балуте рабочие бодрствовали. Женщины и дети вытащили во дворы тощие, рассыпающиеся соломенные матрасы, спасаясь от клопов, тараканов, мух и жуков, которые кишели в облезлых стенах их квартирок, и улеглись спать под открытым небом — на всех подводах и телегах, на ступеньках и просто на земле, в каждом уголке. Мужчины были на ногах. Революционеры очень быстро выпустили прокламации, призывая всех прийти к моргу, чтобы забрать тела убитых и похоронить их с парадом и почестями. Повсюду ходили агитаторы, ораторы и убеждали народ не идти на работу, а вместо этого становиться в ряды демонстрантов. Понапрасну надрывались на рассвете фабричные сирены. Никто не слушал их зова. Десятки тысяч мужчин, женщин и даже детей устремлялись на улицы,
Медленно шли эти люди, неспешно, но уверенно, с высоко поднятыми головами, с песней на устах.
— Довольно кровь сосать, вампиры, Тюрьмой, налогом, нищетой! —пела женщина с красными флагами.
— Вся власть народу трудовому! А дармоедов всех долой! [152] —перекрывали пение женщин сильные грудные голоса мужчин.
Знамена евреев, поляков, немцев, все красные, трепещущие на ветру, плыли над непокрытыми головами демонстрантов — над черными кудрями, русыми волосами и очень светлыми, словно льняными, прядями. Ритмичная поступь, многоголосое пение, развевающиеся флаги зажигали кровь, звали с собой. Из всех ворот, со всех углов выплескивались новые потоки людей, сливаясь в единую огромную волну. Колонны продвигались все дальше и дальше, к богатой Петроковской улице, средоточию денег, господства и счастья.
152
«Интернационал», перевод А. Я. Коца.
— Закрыть магазины! Снять шапки! — кричали демонстранты. Люди выполняли их требования.
На первом же углу толпу ждал офицер верхом на коне и с обнаженной шашкой в руке. За ним стеной стоял строй солдат. Их штыки сверкали на горячем солнце, серебрились в его лучах.
— Назад! — гаркнул офицер.
Никто не отступил.
— Буду стрелять!
Никто не отступил.
— Огонь! — приказал офицер.
Залп прорезал горячий пыльный воздух.
На мгновение людская масса пригнулась, как рожь под серпом крестьянина. Но тут же распрямилась и ринулась вперед, на штыки. Камни и пули градом обрушились на солдат.
Офицер замахнулся было шашкой, но ему в голову попал камень, и он свалился с коня. Солдаты стали отступать. Людская волна хлынула дальше.
— Строить баррикады! Баррикады! — раздавались призывы.
— Баррикады! Баррикады! — закричали тысячи голосов.
Бурный людской поток вырывал из земли газовые фонари, выворачивал из мостовой булыжник, сдирал вывески с магазинов, снимал двери с петель и пускал на баррикады. Люди останавливали фуры, кареты, выпрягали лошадей, опрокидывали повозки и превращали их в часть заграждения. Извозчики, оставшись с одними лошадьми и кнутами, плакали, но их никто не слушал. Из дворов тащили доски, железные противни, столы, скамейки. Проезжала телега с мукой. Мешки с нее сбросили и закрыли ими щели в баррикаде. Люди бегали, как муравьи в муравейнике, добывая все новые материалы, чтобы строить и укреплять ее. Людская масса легко переворачивала трамваи, откручивала рельсы. Гулко отдавалось падение тяжелых металлических предметов, сливаясь со стонами занесенных во дворы раненых и рыданиями живых над убитыми.
Лодзь застыла. Все ворота и двери захлопнулись. Жители попрятались. На улицах владычествовали бедняки и трудяги. Они забаррикадировались и защищались. Дети носили отцам из дома горшочки с едой и ломти хлеба. Мальчишки волокли камни и доски. В городе было тихо. Изредка сухой треск выстрела дырявил тишину. Ночь была глухой и темной, никто не зажигал огня. За стеной из железа, досок, мешков и бочек сидели Нисан, Тевье и его дочь Баська. Они бодрствовали вместе с тысячами других людей. Над вечно освещенным, шумным и прокопченным городом во всем великолепии середины месяца [153] раскинулась похожая на сельскую июньская ночь, не замутненная дымом, не ослепленная огнями, не обалдевшая от шума. Луна, светлая, полная, лила свой молочный свет, звезды искрились, мигали, играли в прятки и в салочки. Непрерывно падала то одна, то другая звезда. Светлый ночной ветерок пробился из-за города и принес запахи полевых цветов, скошенной травы, цветущей акации и сосновой смолы. Он ерошил людям волосы, теребил расстегнутые мужские сорочки и подолы женских платьев.
153
Имеется в виду середина месяца лунного еврейского календаря, на которую всегда приходится полнолуние.
Баська подняла глаза к звездному небу, которое она редко видела в задымленной Лодзи таким чистым и сияющим. Она вдыхала принесенные ветром ароматы, и ее девичья грудь высоко поднималась от счастья. Тишина, молочный свет луны, игра звезд, ночные запахи, загадочная ночь на баррикадах, готовое свершиться событие, великое, страшное и влекущее, пьянили ее, горячили ее молодую кровь.
— Вот так бы и умереть, — тихо сказала она Нисану и закрыла глаза.
— Зачем? Мы должны жить, — сказал Нисан и взял ее за руку.
Она крепко ухватилась за его теплую руку. Она чувствовала, как потоки огня переливаются из руки мужчины и расходятся по всему ее телу, от кончиков пальцев ног до корней волос на голове.
— Товарищ Нисан, — промурлыкала она, — почему мы бежим от счастья? Разве оно не для нас, борцов?
— Да, Баська, и для нас тоже, — ответил Нисан, — но насладиться этим счастьем мы сможем только после победы в нашей борьбе, когда добудем свободу.
— А мы доживем до победы?
— Мы должны верить в это, Баська, — твердо сказал Нисан.
На рассвете казаки подошли к баррикадам.
— В штыковую, вперед! — скомандовал офицер.
Солдаты шагали, готовые к атаке, выставив сверкающие штыки.
— Товарищи, встречайте их камнями! — закричали люди по ту сторону баррикады.
Град камней посыпался на атакующих солдат, заставив их отступить.
— Огонь! — приказал офицер.
Солдаты обстреляли баррикаду.
Целый день шла война между защитниками баррикады и вооруженными солдатами. Баррикада была крепкой. Пули отскакивали от нее. После полудня солдаты забрались на крыши домов, на балконы и начали стрелять по людям сверху. Среди защитников баррикады поднялась паника. Крики и стоны раненых разрывали воздух. Многие не выдержали, побежали.
— Товарищи, держаться, не отступать! — призывали их вожди.
Люди остановились. Но пули снова посыпались сверху градом, и человеческая масса сломалась. Видя, что все вот-вот разбегутся, Баська взобралась на какую-то бочку.
— Это есть наш последний и решительный бой! — запела она, высоко подняв знамя и размахивая им.
Мужчинам стало стыдно за свою слабость перед поющей женщиной. Они собрали остатки мужества и громкими голосами поддержали ее пение.
Двое солдат, высокий и низенький, стояли на одной из крыш и смотрели на девушку, размахивавшую красным знаменем.
— Попадешь в нее? — спросил высокий у низенького.
— Попаду, — ответил низенький.
— Не попадешь.
— Спорим, что попаду.
— На папиросу?
— На папиросу.
Солдат навел ружье, закрыл левый глаз, хорошенько прицелился и спустил курок.
Девушка упала с бочки вместе со знаменем.
— Я выиграл, — удовлетворенно сказал низенький.
— Точно, выиграл, — согласился высокий, вытащил из шапки папиросу и протянул ее меткому стрелку.
Люди побежали с баррикады.