Братья до конца

Шэн Даррен

Фашисты гнались за ними последние три месяца, с тех пор как Франц понял, что Мика не вернется. Переговоры зашли в тупик. Офицер, заменивший Франца, совсем не улыбался и говорил, что Лартен обязан согласиться на требования фашистов, если ему дорога жизнь. Поняв, что он довел фашистов до предела, Лартен однажды ночью покинул гостиницу вместе с Гавнером. С тех пор они убегали от фашистов.

Лартен наслаждался этой игрой в кошки-мышки. Они с Гавнером всегда были на шаг впереди противника и двигались так, чтобы тот мог преследовать их. Пару раз фашисты

чуть не схватили их. Они окружали кладбища и двигались внутрь. Если бы Лартен был человеком, их с Гавнером давно поймали бы. Но слух Лартена каждый раз предупреждал об опасности, и им удавалось ускользнуть.

Однажды, фашисты перехитрили их и послали войска вперед, чтобы те захватили окрестные кладбища. Это почти привело к гибели. К рассвету они отправились на поиски другого места для сна и, наконец, спрятались среди корней старого дуба. Из-за муравьев и других насекомых спать было весьма неудобно.

С тех пор они сменили маршрут и не составляли новых планов. Лартен каждый раз решал, куда идти, когда заходило солнце.

Лартен не знал, как долго фашисты будут преследовать их. Мика думал, что это будет длиться несколько лет, но Лартен сомневался, что у фашистов хватит на это терпения, хотя они были весьма настойчивы. Их количество удвоилось, потом снова удвоилось, преследуя двух вампиров даже, когда те зашли в страны, в которых немцам совсем не были рады. Лартен мог бы рассказать о фашистах местному правительству, но его цель заключалась в том, чтобы немцы преследовали их, а не чтобы их посадили в тюрьму.

Единственной по-настоящему плохой частью был храп Гавнера. Он действительно был таким ужасным, как говорил Лартен. Иногда он издавал больше звуков, чем медведица, которую Лартен убил в Гренландии.

– Может, если отрезать твой нос… - Пробормотал Лартен.

– Подойдешь к моему носу, и я отрежу твои уши.
– Ответил Гавнер.

– Ты не храпел так ужасно, когда был ребенком.

– Откуда ты знаешь? Ты не заходил в мою комнату пока я спал.

– Заходил.
– Не согласился Лартен.

– Не ври.
– Покачал головой Гавнер.
– Алисия всегда укрывала меня, когда я ворочался. Она говорит, что я всегда так храпел.

– Значит, ты признаешься в этом!

– Может я немного и храплю.
– Согласился Гавнер.

Молодой вампир подошел ближе к выходу из склепа и стал рассматривать ряды могил. Солнце почти зашло, но от света его глаза болели, и ему приходилось прикрывать их рукой.

– Почему солнце тебя не беспокоит?
– Удивленно спросил он.

– Глаза привыкают лет эдак через пятьдесят или шестьдесят.
– Сказал Лартен.

– Мне не нравится, как спокойно ты говоришь о десятилетиях.
– Сказал Гавнер.
– Пятьдесят лет - это очень много.

– Я тоже когда-то так думал.
– Сказал Лартен, хотя искренне не мог вспомнить время, когда пятьдесят лет казались ему долгим сроком. Как многим вампирам, прожившим больше века, ему казалось, будто его никогда не волновало время. Он забыл о своей юношеской нетерпеливости

и о том, как тянулись года. Он уже не смотрел в будущее с волнением и не размышлял о том, как заполнить долгие ночи. Как Генералу высокого ранга, ему нужно было думать о вещах, поважнее, чем убийство времени.

– Наверняка тебе иногда становится скучно.
– Сказал Гавнер.
– Должно быть, иногда, ночами ты думаешь, что жил вечно и что сойдешь с ума, если перенесешь еще больше.

– Ты говоришь как Волчонок.
– Сказал Лартен, поднимая бровь. – Возможно, тебе стоит проводить больше времени с вампирами твоего возраста.

– С этими неудачниками?
– Воскликнул Гавнер.
– Ни за что.

Несколько лет назад они встретили группу Волчат. Их было не так много, как в молодости Лартена. Вампиры теперь очень редко превращали детей и подростков, а новым вампирам давалось больше времени на то, чтобы привыкнуть к законам клана.

Но некоторые молодые вампиры все еще собирались в разных частях земного шара, чтобы отдохнуть в людском мире прежде, чем стать полностью преданными клану вампиров. Когда Гавнер встретил Волчью Стаю, он отнесся к ним с презрением. Эти высокомерные вампиры напомнили ему Тэниша Юла, и вызывали у него лишь отвращение.

Его реакция обрадовала Лартена, хотя он почувствовал и стыд, подумав о том, какого мнения был бы о нем Гавнер, если бы увидел его в молодости, когда он еще звался Живчиком.

– Есть ли какие-нибудь упражнения, чтобы мои глаза стали сильнее?
– Спросил Гавнер.

– Попробуй фокусироваться на отдаленных предметах.
– Сказал Лартен.
– Посмотри на какой-нибудь предмет и продолжай смотреть на него с полузакрытыми глазами. Потом начинай медленно открывать их. Когда перестанешь чувствовать боль, отдохни, а потом посмотри на другой предмет и повтори упражнение.

– И это поможет?
– Недоверчиво спросил Гавнер.

– Скоро ты заметишь разницу.
– Ответил Лартен.

– Насколько скоро?

– Примерно через пятнадцать лет. – Без улыбки сказал Лартен.

Гавнер уставился на вампира. Он не был уверен, шутит тот или нет. Бормоча себе под нос, как это делал Лартен несколько минут назад, он сел около стены и приступил к упражнению.

Пряча улыбку, Лартен принялся готовить еду. Он начал жарить двух кроликов, которых Гавнер недавно поймал. Он использовал сковородки, которые когда-то подарила ему Эванна.

– Днем от фашистов было что-нибудь слышно?
– Спросил Гавнер.

– Откуда я знаю? Я ничего не слышал кроме твоего храпа.

– Ворчливый старик. Тебе стоит расслабиться и вытащить голову из …

Он замолчал. Лартен подумал, что Гавнер не хочет заканчивать оскорбление, но через несколько секунд тот сказал: “Тут кто-то есть”.

– Где?
– Спросил Лартен, подбегая к Гавнеру.

– На краю кладбища.
– Сказал он, показывая пальцем.
– Под деревом. Я его уже не вижу, но он был там несколько секунд назад.

– Фашист?
– Спросил Лартен.