Братья Дуровы
Шрифт:
Дебютантам всегда приходится преодолевать настороженность публики. «Знаем мы эту начинающую молодежь. То ли вот…» — искушенный зритель называет имя виденного им известного артиста и с недоверием смотрит на новичка. Дебют Анатолия Дурова осложнялся еще тем, что московская публика привыкла видеть на арене иностранных клоунов, нещадно коверкавших русский язык и более всего полагавшихся на свои трюки, а также на звонкие «апачи».
Появление на арене молодого клоуна не в затасканном ситцевом одеянии, а в ослепительно богатом, со сверкающими блестками костюме, уже явилось сенсацией. Его чисто русская речь, умение донести до слуха каждое слово, богатство интонаций было не меньшей
Директор Шуман охотно подписал контракт с дебютантом. И что особенно привлекало внимание — на афишах, извещавших об очередных представлениях, красовалась, выписанная крупными буквами строка: «Русский соло-клоун Анатолий Дуров».
Неведомый завтрашний день
Кто смоет молвить «до свиданья!»
Через бездну двух или трех дней?
В России конца XIX века было немало цирков. Обычно они не задерживались подолгу на одном месте, а кочевали из конца в конец обширного государства. Железная дорога редко служила такой цели, так как перевозка многочисленных животных и громоздкого имущества в вагонах обходилась слишком дорого. Пароходы были доступнее, потому-то гастрольные маршруты порой обусловливались морскими и речными путями. Но чаще всего кони, еще вчера вальсировавшие на арене, наутро запрягались в цирковые фургоны. Даже в отдаленные уголки страны забирались кочующие цирки. Что же говорить о больших городах? Там, случалось, за год побывает два-три цирка. Лишь поспевай смотреть разные программы!
Конные номера были основой всякого представления. Даже самый бедный цирк держал двух-трех обученных высшей школе лошадей. Цирки с десятком лошадей считались среднего ранга. Конюшни же, принадлежавшие братьям Никитиным, Труцци, Саламонскому, Чинизелли, насчитывали свыше ста отличных лошадей.
Русские наездники, наездницы, вольтижеры и дрессировщики стали успешно соперничать с заезжими иностранными артистами.
Увлечение конным цирком немало способствовало развитию циркового дела в России. Вслед за первым казенным цирком в столице стали открываться и другие. Богатый помещик, гвардейский полковник Новосильцев, женившись на красавице наезднице Лоре Бассэн, построил сразу два цирка — в Петербурге и в Москве. Через несколько лет Карл Гинне тоже соорудил деревянные цирки в столице и в первопрестольной.
В конце семидесятых годов Гаэтано Чинизелли воздвиг новое каменное здание в Петербурге, а в 1880 году Альберт Саламонский — в Москве. Оба цирка были построены так хорошо, что и по прошествии многих десятилетий остались лучшими в стране.
Петербургский цирк выделялся своей архитектурой и богатством внутренней отделки. Ложи и места партера были обиты малиновым бархатом, а все проходы уложены дорогими коврами. Для царя и ого свиты были устроены особые ложи с отдельным входом и специальным подъездом.
Гордостью Гаэтано Чинизелли была конюшня. Ее устилали ковры. В антрактах под ноги лошадям подкладывались ковровые дорожки, а самих животных, чтобы посетители могли лучше ими любоваться, поворачивали головами к проходу. Здесь же стояли аквариумы с золотыми рыбками. В дни праздничных представлений конюшня опрыскивалась из пульверизаторов духами.
Дочь директора Эмма Чинизелли — смелая наездница высшей школы, превосходная артистка на ведущие партии в конных кадрилях, котильонах, маневрах, охотах — быстро завоевала симпатии публики. В числе ее поклонников
Как петербургские, так и московские зрители любовались великолепными конными представлениями. В цирке Саламонского, как уже упоминалось, участвовало в карусели сразу сорок две лошади. Правда, и это не было рекордом. Один из лучших европейских дрессировщиков Эдуард Вульф ухитрился размещать в карусели шестьдесят лошадей, а владелец берлинского цирка Франц Ренц довел эту цифру до семидесяти! Если бы не сохранившиеся фотографии этого живописного, поражающего своей четкой слаженностью зрелища, то трудно было бы поверить в его вероятность.
Но вот афиша московского цирка Саламонского, которая красноречиво убеждает, что тут тоже умели блеснуть богатством конюшни:
«Большая спортивная пантомима „Елисейские поля“. Проезд элегантных экипажей.
I. Четверка вороных — изящная французская упряжь и экипаж.
II. Четверка бурых — венгерские бурые лошади.
III. Английский тандэм — пара светло-рыжих лошадей, польская упряжь.
IV. Пара вороных — шведская упряжь».
Наездники, жокеи и вольтижеры показывали чудеса дрессировки и собственной ловкости. Наездники на полном скаку выполняли сложные акробатические упражнения, прыгали сквозь обручи, жонглировали различными предметами, делали сальто-мортале.
Необычайные по сложности, почти балетные номера исполняли дрессированные лошади в одиночку и целыми группами. В киевском цирке дрессировщик Петр Крутиков выводил на манеж лошадей, которые подчинялись его словесным командам без применения хлыста и шамберьера. Как было не дивиться такой сцене. На манеж выходили шестнадцать золотистой масти лошадей. По словесной «просьбе» дрессировщика они проделывали сложные эволюции, а затем сбивались в кучу на середине манежа. У каждой лошади на сбруе был номер. И когда дрессировщик приглашал: «Первая, на свое место!.. Вторая, на свое место!..» — все лошади становились в ряд, соответственно номерам.
В цирке Чинизелли образцы высшей школы показывал знаменитый английский наездник Джемс Филлис. Целое исследование было написано о методах выездки Филлисом его прославленного коня Поверо. Высокое умение наездника привлекло внимание военных кругов, ему поручили трудных для езды лошадей из царской конюшни, которых он в короткий срок сделал «легкими». Офицеры гвардейского кавалергардского полка считали за честь брать уроки у Филлиса. Генерал-инспектор кавалерии поручил наезднику своих верховых лошадей, в том числе двух гигантского роста, настолько непослушных, что никто и не пытался их останавливать, когда они переходили на галоп. Велико было общее изумление при виде того, как от легкого движения руки тщедушного старичка Филлиса эти непослушные гиганты с полного галопа замирали как вкопанные.
Джемс Филлис завоевал такой авторитет, что военное министерство пригласило его участвовать в выработке наставления для кавалерийских частей русской армии.
Какое первостепенное значение имели конные аттракционы в цирках, говорит примечание к одной программе: «В случае болезни лошади или артиста дирекция оставляет за собой право заменить один номер другим».
Не в пример многим московским улицам и переулкам, давным-давно уже не оправдывающим свои старинные названия, Садовое кольцо действительно утопает в зелени бульваров и садов. Даже его булыжная мостовая местами прорастает травой. И совсем не по-городскому просторно вокруг. Да и дома попадаются тут ни дать ни взять, будто дачные — деревянные, приземистые, по фасаду всего в несколько окон.