Братья и сестры по оружию. Связные из будущего (сборник)
Шрифт:
— Вашу мать! Не трогать! Не подходить!
— Да что вы, Екатерина Григорьевна. Мы сразу отошли. Я предупредить пришел. Там прогалина, с лошадями вдруг пойдете. Уже темнеет. Мало ли…
— Хорошо. До рассвета в ту сторону даже не смотреть. Там, если и заяц зацепит, осколки так лягут — мало не покажется.
— Ладно. Я пошел, Павлу с лошадьми помогу, — мальчик попятился, явно преодолевая желание зажать нос.
— Совсем мы с вами завонялись, господин прапорщик, — пробормотала Катя. — Сейчас бы какую-нибудь баню штурмом взять.
Представить совместное мытье в бане
Перевозили ящики в четыре приема. В конце концов, и Герман начал материться — подобные объемы такелажных работ ему и не снились.
Как сдирал вонючую одежду, как ужинали — не помнил. Спал на ящиках Пробирного Управления. Было неудобно, босые ноги все время высовывались из-под короткой шинели.
Глава 10
Эх, яблочко,
Да цвета зрелого.
Любила красного,
Любила белого.
Мы должны взять буржуазию в клещи, но как?
— Недостача, однако, — сказала Катя.
Один из ящиков оказался вскрыт. Ряды симпатичных столбиков пятнадцатирублевок, завернутых в белую пергаминовую бумагу, слегка поредели. Обидно. Похоже, не просто золотишко, а нумизматическая редкость. Десять остальных ящиков наполняли неподъемные слитки. В двенадцатом оказалась несуразная смесь ювелирных побрякушек, монет и золотого лома — в основном содранных окладов икон. Сия разнообразная коллекция и привлекала внимание, — кладоискатели столпились вокруг ящика, оживленно переговариваясь. Прот, присев на корточки, копался в сокровищах.
Катя задумчиво потыкала пальцем увесистую колбаску. Из обертки выглянул новенький лучезарный лик Николая II. Что ж ты, твое величество, недосмотрел? И империю сообща профукали, и добрую четверть твоих близнецов из ящика увели.
— Это ваш шпион забрал, — сказал Прот, не отрываясь от своих изысканий. — Ему деньги сразу были нужны.
— Да, я догадываюсь, — Катя закрутила пергамин фунтиком, закрывая облик несчастного императора. — Только, Прот, говорить «ваш шпион» — невежливо. Во-первых, он не мой, во-вторых, обобщать не нужно. Это ихние — шпионы. А наши, в частности я, — благородные разведчики.
— Извините, — пробормотал мальчик, — я плохо разбираюсь—…он замолчал и поспешно отодвинулся от ящика. Из сжатого кулака свисала оборванная цепочка. Прот сел на хвою и замер. Товарищи внимания не обратили. Пашка пытался надеть на палец чудовищных размеров «гайку» с ненатурально зеленым камнем. Вита прикладывала к ушам массивные серьги с рубинами. Герман снисходительно улыбался. Зря, между прочим, — рубины смуглой девчонке шли.
Катя присела рядом с мальчиком:
— Нашел, да?
Прот вздрогнул.
— Ну что ты, в самом деле? — мягко сказала Катя. — Никто у тебя забирать и не думает. Свои же все.
— Я просто… боялся, что не найду, — пробормотал мальчик и раскрыл ладонь.
Брать
— Знаешь, а наследство твое довольно ценное. Хорошей работы. Я в этом мало понимаю, но, по-моему, крест византийский, с терновым венцом. Да… Жаль, мама тебе ничего рассказать не успела. Ну, чего ж теперь поделать. А цепочку можно поменять.
— Нет! — Прот испуганно замотал головой. — Пусть эта остается.
— Понятно, пусть остается. Ее запаять можно. А пока подбери себе другую, там этого добра навалом. Надеть-то, наверное, сразу захочешь?
У ящика хихикали уже втроем — Пашка вертел хрупкую диадему и удивлялся узколобости выродившегося дворянства.
— Эй, искусствоведы-антропологи, — призвала к порядку Катя, — сильно не засиживаетесь, дел полно. Для начала отсчитывайте и забирайте свое кровное, потом будем излишки прятать. Лично мне здесь уже надоело торчать. Весь лес провонялся.
— Да, — согласилась Вита, — вигляд у вас, Катерина Еорьевна, не краше, чем вчора вечером. Давайте я стирку устрою.
— Некогда. Мы здесь рискуем каких-нибудь гостей дождаться. Собираемся и убираемся. Делите пирог.
— А по сколько брать? — Пашка окинул ящики оценивающим взглядом.
— Говорили же уже — сколько унесете. Только ты уж не надорвись во славу мировой революции. Не передумал финансовую помощь угнетенным пролетариям оказывать?
— Мировая революция — дело стоящее, — твердо сказал парень. — Я никого силком не агитирую, поскольку дело личной сознательности. Вы, Екатерина Григорьевна, финансы своему руководству предназначаете, я — своему. По-честному?
— По-честному, — согласилась Катя. — Только по-глупому. У меня свои резоны, а ты бы о своей будущей личной жизни подумал. Ну, дело твое. Герман Олегович, вы что на меня так уставились? Мне оружие снять? Все пули в затылок опасаетесь?
Уши у прапорщика немедленно заалели:
— Никак нет, госпожа командирша. Пули я не боюсь. К тому же считаю сие золото бесчестно уворованным у Российской империи и присваивать его не имею ни малейшего желания.
— Весьма гордо прозвучало, — скривилась Катя. — Кому изволите свою долю презентовать? Российской империи уже нет. Царь убит, Министерство финансов разбежалось. Кого в правопреемники назначите? Генерала Деникина? Адмирала Колчака? Имеется еще Врангель, Родзянко. Да, гражданин Керенский где-то за бугром шляется.
— Достойных личностей не вижу. Поэтому долю свою брать просто не буду, — Герман демонстративно отвернулся.
— Вы, братцы, уж извините, один глупее другого, — с досадой сказала Катя. — Кто-нибудь разумный, с нормальными человеческими идеями, у нас есть?
— Я с нормальными, — сказала Вита и с вызовом сверкнула глазами в сторону парней. — Вы меня хочь корыстной жидовкой называйте, хочь как. Я в семье последня осталася. Мне жить потребно, дом иметь, белье чистое. Да, вот такая я. А вам, Герман Легович, стыдно должно быть. Що ваша мама сказала бы, если бы узнала, що вы голый-босый вмирати собрались? У Пашки хоть семья есть и сказка дурацка. А вы за що бедствовать собралися?