Братья и сестры в Реестре
Шрифт:
Почесало правительство коллективную голову, да и признало новый статус кво — тем более, что Мурьета не борзел и был готов поставлять энергию пунктуально и по приемлемой цене. А «Госатому» — платить регулярную дань в обмен на технологии, обслуживание и специалистов. В качестве дружеского бонуса капитан обязался прореживать предместья Воронежполиса от чересчур агрессивных и наглых «внешек» (ну, то есть вольных банд) и мутировавшего зверья.
Правительство ему даже персонала подкинуло — взамен нескольких погибших во время штурма специалистов-ядерщиков.
И официальную
Чёрт с ним, пусть станцией рулит местный. В конце концов, он лучше понимает локальную специфику. Зарваться ему никто не позволит —поставщик зависит от покупателя едва ли не больше, чем покупатель от поставщика.
Ну, а на то, что для отдушины озорной капитан время от времени организовывал потешные рейды за бабами — на это все властные силы глазоньки-то и закрывали.
А вот нефтеперерабатывающие заводы в массе своей правительство вернуло под контроль. И то верно: шантажировать Родину бензиновые князьки, конечно, могли и делали это. Да только чем там особенно шантажировать?
Да и нефти в матушке-земле оставалось всё меньше и меньше.
***
Меж тем, бойцы людоеда Мурьеты, опьянённые вином свободы и вседозволенности, сновали по квартирам и магазинам. Из последних они, не обращая внимания на скрючившихся в ужасе продавцов, тащили дорогой кофе, элитный алкоголь и сигары, которые подавляющее большинство полисчан и так не могли себе позволить. В вещмешки летело всё, что может скрасить монотонный солдатский быт. В квартирах же налётчики одним пинком ломали двери, пытливым взглядом окидывали домочадцев и тянули с собой упирающихся женщин и девушек — тех, что приглянулись. На мужей, братьев и отцов они обращали внимания не больше, чем тапок на тараканов, если бы таковые в стерильном полисе могли завестись.
В городе царили паника и анархия, но испуганную съёмочную группу, состовшую из сутулого толстого оператора и вихрастого журналиста, никто не трогал. Невыгодно обеим сторонам: и нападавшей и спасавшейся бегством. Оператор судорожно снимал всю окрестную вакханалию видеодроном, а корреспондент лопотал отчёт в прямой эфир.
Подарок Тине
— Тебя не было уже два месяца. Я скучала.
Нагая Тина возлежала на шёлковой, цвета морской волны простыне, венчавшей широченную тяжёлую кровать. Она томно потягивалась и цедила дорогущее выдержанное вино. На одну руку женщина опиралась, в другой — держала шарообразный бокал на тонкой ножке.
Мурьета развалился на пафосном резном стуле с изящной круглой спинкой. Тоже голый и тоже с бокалом вина. Могучий торс капитана покрывали змеящиеся татуировки и шрамы.
— Мур, если бы я не знала тебя так давно и близко… Извини. Я бы подумала, что всё вот это… весь этот гигантизм… Это компенсация размеров твоего достоинства. Где ты раскопал такую дуру?
Мурьета, казалось, её не слышал. Вместо ответа он сказал простые слова:
— Любимая, так хорошо мне не было… С тех самых времён, помнишь?
Тина оценила. Она томно, с лёгкой хрипотцой ответила:
— Помню, мой капитан. Я служила при тебе связисткой. Мы ходили под пулями, а потом яростно любили друг друга.
— Жаль, те времена ушли. Хорошие они были. Настоящие. Эх, где теперь наш «Вагнер!» Сирийские сражения. Операция «Свободный Иран». Устранение Хуана Гуаидо в Венесуэле. Десятки приятных воспоминаний. Сколько ж мест мы с тобой исколесили, тигрица! А теперь вот только набеги мутировавшего зверья отбивать, атаки «внешек», да в рейды на ваш беспомощный муравейник ходить. Скукота…
— Ты становишься предсказуемым, Мур. В наши времена человеку с твоим образом жизни это может дорого стоить.
Мурьета допил вино, поднялся и галантно (хоть и совершенно голый) обновил порцию Тине и наплескал себе:
— Одного не могу понять, чего ты на меня так набросилась? Можно было и не так театрально подняться ко мне на борт. Например, в качестве переговорщика.
— Во-первых, за мной обязательно увязался бы наш мерзкий особист — он ведь тоже магистр, пусть и всего-навсего Глава Управления по Покрову Тайны. Или ещё кто из нашей надутой административной братии. А во-вторых, у нас выборы скоро. Пора работать на имидж и привлекать избирателей.
— Тина, честное слово… Что ты всё в эти свои игрушки играешься? Не надоело? Этот ваш город… Это же песочница, штаны на лямках. Вот у меня серьёзные дела — атомная станция, защита дальних подходов к этому вашему глупому муравейнику. Поехали со мной, плюнь ты на все!
— И кто я там буду? Верная жена при гиперактивном обалдуе? Рулить там у вас нечем, всё автоматизировано, людей мало. А у нас — политика. И почти двести тысяч подданных. Если б ты не был такой лихой кавалерийский мужлан, ты бы меня понял. Я вот не понимаю, зачем ты постоянно устраиваешь спектакли? Нет, моей нежной душе, конечно, льстит такое бурное внимание — весь свой бродячий цирк на свидание притащил. Но ты ж не только от любовной тоски к нам шастаешь?
Мурьета посерьёзнел и проглотил уже готовое выпорхнуть щедрое предложение: подарить к чертям собачьим Тине атомную станцию, со всеми потрохами и персоналом — только переезжай:
— Скучно у нас. Чересчур размеренно. У бойцов быт суров и скромен. Это, конечно, полезно для дисциплины, но давление растёт. Крышечку может и сорвать. Нападают на нас редко, на патруль тоже весь личный состав не возьмёшь. Бойцы хоть изредка хотят потешить себя лакомством, отведать дорогого бухла, закурить кубинской сигарой...
— Ага, и баб в рабство увести!
— Ну какое рабство, тигрица? Ты нас за каких-то зверей держишь. Да, первое знакомство трудно назвать добровольным и по обоюдному согласию. Но никто девок не насилует. Мы пристраиваем их по хозяйству, они работают и к мужикам присматриваются. Куда ж деваться — не за периметр же уходить. А когда мужиков много, каждой бабе со временем обязательно кто-нибудь понравится… А дальше — совет да любовь и прочая «выходила на берег Катюша».
Тина справедливо подозревала, что надоевших баб «станционары» спускают вниз по иерархии, продавая «внешкам», с которыми, конечно, бились не на жизнь, а насмерть... Но ведь и торговали. Дело-то военное.