Братья-медвежата

Искаев Роман

Медвежата были довольны, мёд однозначно стоил всех усилий по его добыче.

– Ну, всё, всё. Оставьте мёд для пчёл, – наконец проговорила мама, сама слизнув буквально пару капель, – Плохо, конечно, что мы сломали им один из домов. Надо бы его повесить.… Хотя, думаю, пчёлы справятся сами.

– Это уж точно! – поддакнул Пашутка.

Мама же их наставляла:

– Вы у меня молодцы, но ульи не всегда могут выглядеть так. Иногда они попадаются в пустых стволах деревьев, в дуплах. Тогда туда надо с огромной осторожностью засовывать лапу и лишь когда приловчитесь – аккуратно мордочкой.

По итогам операции,

впервые проведённой медвежатами, практически самостоятельно, Пашутка оказался изжален аж три раза, в то время, как Мишутка отделался лишь прикушенным языком, когда он торопливо наслаждался чудесным вкусом мёда: лакомством тут же ставшим для обоих братьев самым любимым.

– Мам, мам, – когда уже шли обратно, закосалапил Пашутка рядом, – мам, а я не специально плакал! Слёзы сами выступали! Хотя было очень больно!

– Ничего страшного, иногда плакать можно.

– Правда?

– Конечно.

– И это не стыдно?

– Нет. Как это может быть стыдно, если вы показали себя такими храбрыми сегодня. Оба. Так что вы настоящие медведи.

Оба брата зарделись ярче солнца. Пашутке, благодаря трём налившимся укусам, это получилось лучше.

– Извольте заметить, – наконец-то подлетел Быстрик и сел на спину Мишутке, – что я говорил о необычайной вкусноте для вас, этой непонятной жёлтой жижи.

Пашутка лишь фыркнул. Но от соколика не укрылось счастливое выражение его мордашки. Про себя же Пашутка всё удивлялся, как такие мелкие, жужжащие пчёлы, могут быть столь же сильными, как и он – медведь.

– Быстрик, а вот ты оказывается струсил сегодня.

– Я? – распушился соколик, – да как вы могли такое подумать! Надо же! Какие невоспитанные! Кто вас научил такому? Если хотите знать…

– Трусишка, трусишка! – залились оба братика.

– Вот как?! – выдохнул оскорблённый до глубины души соколик, – Приятной ночи, господа!

И приготовился было взлетать, когда специально замешкался и покосился в сторону Пашутки и Мишутки. Те довольно улыбались:

– Хорошо, прости нас. Ты не трусишка, а самый настоящий сокол!

Быстрик, конечно, простил их. Да и как можно было не простить? Они же были самыми настоящими друзьями.

Паргай-Куорг

Начавшийся днём обложной дождь, к вечеру перешёл в июльский ливень с громыхающими небесами и яркими вспышками, контрастно освещающими скопления грозных туч, приводящими в движение на земле уснувшие тени. Стихия бушевала половину ночи, а ну утро брусничный рассвет пролился на озёрный край. Край, ставший на лето настоящей кладовой для медвежьей семьи. Он им давал всё необходимое, но потребность в познании законов тайги, отправляла медвежат на встречу всему новому. Мама не забывала обучать своих детей всем премудростям жизни, с первых дней готовя их к самостоятельности. Братья учились быстро и охотно, воспринимая жизненные уроки, как весёлую игру. Не всё давалось им легко, но подбадривая друг друга, помогая во всём – они справлялись со всё более и более сложными вызовами тайги. Разве что рыбалка, когда мама резким движением лап вылавливала из реки самых больших рыбёх, так и не могла даться медвежатам, больше расплёскивающих речную воду, без особого результата.

– Ого! – дивился в таких случаях Быстрик, когда в очередной раз, лишившись терпения, Мишутка или Пашутка со злостью кидались в реку, поднимая тучи брызг, – вы так всё реку выплесните на берег.

Пашутка лишь фыркал, продолжая бултыхаться, но Мишутка, не хотевший выплескать реку и лишиться питательной рыбы, переставал так плюхаться. Правда и его хватало ненадолго, буквально через несколько минут, поднимая миллионы сверкающих брызг, с визгами и криками, он опять носился вслед за своим братом, совершенно позабыв, что надо рыбачить.

Иногда, когда какая-то особенная, летняя леность придавливала старую медведицу, она послушно шла за своими медвежатами, позволяя им прокладывать новые маршруты или изучать старые. После нескольких неудачных первых попыток, когда братья заплутали в тайге, они, наконец, научились каждый раз безошибочно выходить туда, где висели особо большие ульи с янтарного цвета душистым мёдом. Мишутка, и без того обладавший более острым обонянием, чем его старший брат, постоянно тренировался. Вскоре, он уже за многие километры, по насыщенности запаха, определял точные размеры улья и количества мёда. Бывало так, что Пашутка обижался из-за этого, но Мишутка никогда не зазнавался и с радостью принимал помощь от него, если требовалась сила, коей Паша был наделён с достатком.

К середине палящего лета, братья научились читать и уже составляли свои сообщения на почтовых столбах, переписываясь со своими друзьями. Они не мешали основной переписке взрослых медведей, ведь все их записи находились гораздо ниже. Но если мама прочитывала их сообщения, то довольно качала головой и улыбалась: ошибок было всё меньше. Братья росли.

Однажды, когда медвежья семья удалилась очень далеко от озера, на самые окраины территории старой медведицы, чтобы обновить пахучие метки, оповещающие о том, кому принадлежат эти владения, начался сильный дождь. В общем-то, любой дождь не был страшен им, тем более тёплый летний, однако, спрятавшись под навесом тяжёлых еловых веток, медведица сочла за благо переждать. Тем более, как подсказывал ей опыт, такой дождь не мог идти долго.

И всё же она ошиблась. Прошёл один час, другой, третий, а потоки воды только усиливались. Крепчал ветер, стараясь расшатать многовековых великанов. Как волчья стая налетал он, врезаясь в самые густые чащи тайги; со свистящим завыванием уносился прочь за тем только, чтобы через минуту вернуться ещё более сильным. Извечный спор безмолвных великанов с ноющим от бессилия распаляющимся ветром разбавлялся косыми струями дождя, лишившего мир красок, смыв их.

Ожидание затянулось. Чувствуя спокойствие матери, братья не боялись. Наоборот, разрыли всё в округе и съели всё, что можно было съесть. Теперь они свернулись клубочком рядом с мамой.

– Мам, а мы долго ещё будем? – осторожно спросил Мишутка.

– Потерпите, дети, – ответила она. – Мы можем переночевать и здесь.

Братья вздохнули. Никто из них не хотел здесь оставаться.

– Почему? – возмутился Пашутка, – Нельзя вернуться к озеру?

– Но ты же видишь, какой идёт дождь. Мы не сможем дойти, наверняка тот ручей, что мы проходили, уже разлился в бурную реку. Будет опасно его переплывать. Ишь, погода как разыгралась. Силу свою показывает.

– Куда ей до нас, – как-то грустно прихвастнул Пашутка. Он весь промок, как и его брат. Ель, насквозь промоченная разошедшемся ливнем, уже не спасала.