Братья-медвежата
Шрифт:
Они уже пробовали их однажды, мама им разрешила, и они действительно показались им кислыми. Но не могли же они согласится с этой птицей, что червяк вкуснее того лакомства, которое так любит их мама!
– Хм, вы очень вспыльчивы, молодой медвежонок, однако, осмелюсь заметить, что вы, скорее всего, не пробовали мёд!
– Мёд? А что это? – Паша переводил взгляд с мамы на Быстрика.
– Мам, а что такое мёд? – обратился к ней Мишутка.
– Вам пока рано, – старая медведица хитро улыбнулась и почувствовала, как живот у неё требовательно заурчал, напоминая, что не ощущал в себе этот янтарный нектар с прошлого года.
– Вам обязательно понравится, это чудо пчелиного
– А что такое пчёлы? – не унимался Мишутка. Он хоть и не был таким активным, как брат, но отличался непомерным любопытством ко всему, что его окружало. Стараясь выяснять всё от мамы и лишь затем, убедившись в безопасности, исследовал сам. Паша же тем временем, уже потеряв интерес к разговору, старался взобраться на ту самую ветку, где до этого сидел соколик. Но на половине пути сорвался: попытался уже выросшими коготками уцепиться за ствол, но лишь покарябал его и, в конце концов, съехал вниз, сев на попу.
– Осторожнее! – обеспокоилась мама, и подбежала к своему сыну.
– Мам, мам, я не ударился же! – подскочил Пашутка и завертелся волчком, примериваясь, как бы ещё раз подобраться, только уж так, чтобы наверняка забраться наверх. Однако мама его отодвинула от дерева, не позволив своему непоседе ушибиться ещё сильнее.
– Ну, ма-а-ам! – плаксиво запротестовал Паша.
– Никаких мам, хватит, а то чего доброго зашибёшься. Дерево то высокое! Вон, пониже есть, на него заберись!
– Не зашибусь! А на такие я каждый день лазаю, хочу на большое! – продолжал пререкаться медвежонок, но маму было не пронять.
Соколик тем временем, подскочил совсем близко к Мишутке:
– Ох уж и шебутной у тебя брат!
– Да уж, – с какой-то серьёзно-детской грустинкой ответил медвежонок, наблюдая, как его брат пытается обидеться на маму.
–Кстати, – как бы, между прочим, заметил Быстрик, – пчёлы, это такие насекомые, что противно жужжат и больно жалятся.
– А зачем они жужжат и жалятся? – удивился Мишутка.
– Поймёшь! – развеселился Быстрик, – когда захочешь мёду!
– Ой, прошу прощение, кажется, я проявил сейчас верх бестактности, – спохватился вежливый сокол, испугавшись, что от его ответа Миша может обидеться.
Быстрик сдружился с обоими медвежатами и целыми днями летал рядом с ними. Он разговаривал обо всём на свете: что видел сам и что слышал от других. Когда медвежата уже перешли на полноценную еду, лишь очень изредка пробуя мамино молоко, он приносил им такие большие, неизвестно откуда взявшиеся свежие грибы, что едва удерживался в полёте. За это медвежата выкапывали ему его любимых червячков.
Наконец, спустя целых пять дней неспешного путешествия, медведи добрались до того места, куда вела их мама.
Страшный чужак
Много лет, каждую весну старая медведица возвращалась сюда. К озеру. Со всех сторон таёжная жемчужина была окружена старым лесом, кое-где подступившим почти к самой границе суши и воды. Тёмный валежник густо покрывал длинные берега. На противоположной стороне вглубь его холодных вод спускались, – хмурые зимой, но притягательные летом, – горбатые сопки.
Именно это озеро служило истоком жизни вальяжно текущей, могучей реки, прорубившей прямой путь до далёкого океана. Вбирая в себя новые и новые ручьи, мощным потоком врывалась она в его солёные воды. Однако не только живительными водами реки было величаво озеро, не только глубиной было примечательно. Образовавшись на месте древнего разрыва земной коры, оно имело вытянутую причудливым образом форму. Особенно явно природная затейливость виделась птицам, на восходящих воздушных потоках пролетающих высоко над ним. Точно необычайных размеров груша упала с невиданного небесного древа, оставив после себя гигантский след с истоком реки в месте, где обычно находится плодоножка, а в стороне чашечки – летние, изумрудные воды отражали вершину одиноко стоящего вулкана. Сам вулкан потух много столетий назад и теперь его обрубленную вершину покрывала снеговая шапка, не покидающая его до жаркого июля, когда горячий, лёгкий воздух плавил упрямый снег и журчащие ручейки талых вод по проточенным каналам стекали вниз к озеру.
Прилегающие к озеру участки берега всегда были богато устланы самой разной растительностью. Когда медвежья семья пришла сюда, сворачивая свой жёлтый ковёр, постепенно отцветал адонис. Ему на смену уже спешил раскрыться столь же ярко-солнечный, но из одуванчиков, забросивших свои парашюты-семена даже сюда. Плоды адониса тем временем наливались тяжестью.
Всего здесь было вдосталь: от красники и морошки, голубики и земляники в разгар лета, до поздних плодов клюквы и брусники холодной осенью. А река, переваливаясь через пороги, была полна самой вкусной, питательной рыбы, буквально вспенивающей всегда прохладные воды во время нереста. Тут же цвели миллионы цветов и целые тучи пчёл в самом скором времени должны были заполнить этот озёрный край, запрятанный глубоко в непролазной тайге.
Весь прилегающий лес был прямо таки захвачен чистоустом – самым главным весенним лакомством медведей. Высокий, порой с медвежий рост папоротник, столь же древний, как и вывороченные из-под земли горные породы, сформировавшие хребты и скалы. Тайги ещё не существовало, когда чистоуст рос в этих местах. Но пока же реликтовый папоротник был ещё совсем мал.
Это был самый настоящий таёжный рай. Но таким он не показался братьям, когда они впервые выглянули из-за массивной маминой фигуры. Перед ними открылась лишь хмурая, морщинистая гладь тёмного, едва очнувшегося от сковывающих льдов озера, окружённого жёлтым морем цветов. Никогда медвежата не видели такого огромного чана с водой, никогда не думали они, что сама вода может быть такой чёрной, когда любой ручеёк, что попадался им по пути – искрился прозрачной чистотой. И всё же это величественное место, сотворённое природой, впечатлило и навсегда осталось в памяти едва появившихся на свет будущих хозяев тайги, впустивших его в свои сердца.
– Мам, можно? – спросил разрешения Паша, первый оправившейся от увиденного. Он уже готов был со всех лап помчаться по берегу, продуваемому холодными ветрами, спустившимися с вершин мирно спящего вулкана.
– Да, только, Паша, будь осторожен, пожалуйста, – напутствовала она, – Далеко от меня не убегайте! Слышите?
– Хорошо, мам! Миша, побежали!
Забыв обо всех предосторожностях и страхах, Миша поддался вольному чувству и побежал за своим братом. Старая медведица смотрела, как удаляются её комочки и медленно, внимательно ко всему прислушиваясь и принюхиваясь, побрела вслед за ними. Она не чувствовала присутствия посторонних. Всё было спокойно.
Медвежата добежали прямо к тому месту, где река, спотыкаясь на порогах, увеличивала скорость течения и бурлящими потоками перекатывалась дальше. Несколько километров дно было каменистым, часто русло было перекрыто огромными валунами. Обтекаемые со всех сторон, они словно волновали реку, придавали ей задорность, но в то же время грозным шумом на перевалах предупреждая об опасностях, таившихся в водной стихии.
– Брр, какая холодная, – отдёрнул от воды лапу Паша.
– Ага, язык немеет, – довольно сообщил Миша.