Братья по крови

Скэрроу Саймон

В Британию постоянно текло вино, а обратно в империю возвращались корабли, груженные мехами и рабами. Трибун надеется, что привоз вина подмажет и сделает варваров сговорчивей. К тому же кто не знает этих греческих купцов: где только слышится полезный разговорец, они уж тут как тут, первые из всех. Слышат все, что надо и не надо.

Над фортами и приземистым поселением только что взошло солнце, стены чуть розовели под его первыми лучами. В чистое небо всходили синеватые струйки дыма от первых разожженных костров. Люди из колонны Отона вольно расположились на плацу, ожидая приказа выступать. Лошади вспомогательной алы были оседланы и нагружены поклажей и торбами с кормом. Чувствуя выжидательное настроение людей, они прядали ушами и поворачивали морды, на

которых тонко позвякивала сбруя. Запряженные в телеги и повозки мулы, наоборот, никаких чувств не изъявляли, а просто стояли себе в упряжи, глядя мимо своих погонщиков, которые прохаживались, делая последние приготовления: где подогнать упряжь, где поправить поклажу. Крытая дорожная повозка Поппеи была в колонне самой крупной и находилась впереди, чтобы не попадать под пыль от колес и копыт остальных.

– Вон они, – объявил вполголоса Макрон, и офицеры увидели трибуна, идущего рука об руку с женой по направлению от своей виллы. – Не торопятся…

Когда супруги подошли к повозке, Отон помог жене взойти по лесенке сзади и, привстав на цыпочки, напоследок поцеловал, после чего расправил плечи и бодро двинулся мимо легионеров и пехоты ауксилариев смешанной когорты Горация. Подходя к офицерам, он энергично потер руки:

– Оживленное утро, м-да?

– Что еще за «м-да»? – уголком рта прошептал Макрон Катону.

– Видимо, слово-паразит из Рима, – пожал тот плечами.

– Терпеть не могу. Паразиты сам знаешь где водятся. И отчего возникают… Наверно, в этой самой «мде».

– Вы что-то сказали, центурион? – весело спросил Отон.

– Да так, господин трибун. Просто подметил. Приятно глазу, когда мужчина вот так заботится о женщине. В смысле, о жене.

– Подхалим из тебя никудышный, – тоже одними губами произнес Катон.

Трибун довольно кивнул:

– Верно. Я что ни день воздаю хвалу богам за то, что Поппея – моя жена. Однако к делу, господа. Я так понимаю, у нас все готово?

– Ждем лишь вашего приказа, господин трибун, – ответил Гораций.

– Что ж, тогда в путь. До окончательной победы нам рукой подать.

Гораций секунду помешкал, смутившись от такой несерьезности со стороны начальника. А затем со вздохом кивнул:

– Слушаю, господин трибун. Офицеры! По отделениям.

Центурионы, развернувшись, пошагали по своим местам в строю, в то время как префект направился в голову колонны. Катон с Макроном обменялись кивком, и последний двинулся к когорте, выстроенной за повозками. Катон подошел к своему коню, которого под уздцы держал один из всадников, и, взмахнув в седло, устроился там, вслед за чем кивнул декуриону. Мирон, глубоко вдохнув, рупором поднес ладони ко рту:

– Вторая Фракийская, по коням!

Под перестук копыт, короткие людские возгласы и отрывистое ржание лошадей ала вскочила в седла и усмирила под собой возбужденных коней.

Было видно, как через плац раб подводит трибуну лошадь – ухоженного белого жеребца, атласная шкура которого мягко лоснилась там, где он не был прикрыт красно-золотистым потником и кисточками, свисающими с кожаной сбруи. Раб нагнулся и, сведя ладони, подставил их лодочкой под ступню хозяина. Закончив застегивать шлем, Отон забрался в седло и сел, неестественно выпрямившись и озирая сверху свой небольшой воинский контингент. В текучем багряном плаще, отороченном золотистым кружевом, в сияющем нагруднике и шлеме с пышным красным плюмажем он смотрелся, что и говорить, впечатляюще. Прямо-таки Помпей Великий в молодые годы. Безусловно, причиндалы эти затмевали доспехи самого полководца Остория, не говоря уж о легатах, хотя их ранг был несопоставимо выше. Улыбку вызывала мысль о том, насколько таким явлением окажется ослеплена королева бригантов, когда римляне подойдут к ее столице Изуриуму.

Трибун легонько пришпорил коня и рысцой тронулся впереди колонны, где его дожидался Гораций, а также проводник и переводчик Веллокат. Сзади них находился конный отряд Горация, составляющий авангард колонны; ему же отводилась разведывательная функция сразу после того, как колонна выйдет за официальные

пределы провинции. По кивку Отона его заместитель Гораций громко огласил тянущийся сзади строй из людей, животных и повозок:

– Колонна, вперед!

Следом за командирами двинулись вперед сигнумы прикрепленных к колонне подразделений, за ними – ряды первой когорты легиона под началом центуриона Статилла, а дальше – люди Ацера, за которыми ехал обоз и шла когорта Макрона. Кровавые Вороны представляли собой арьергард, и из своего местоположения могли при необходимости легко выдвигаться вперед и оборонять фланги колонны.

Колонна выступила с плаца и вышла на дорогу, выходящую из Вирокониума на север. Здесь стояла группа женщин из викуса, собравшаяся проводить солдат в путь. Некоторые при мысли о разлуке с родными мужчинами не могли сдержать слез. Ввиду необходимости добраться до Изуриума в кратчайшие сроки Отон строго-настрого приказал не брать никого из обозников, чтобы в пути ненароком не отбились. Его жена в колонне была единственной женщиной, а виноторговец единственным гражданским лицом.

Снаружи у главных ворот дожидалась небольшая группа офицеров из крепости, намереваясь попрощаться с трибуном и его людьми. Впереди стоял Квинтат, который тут же шагнул к проходящей колонне.

– Удачи тебе, трибун Отон, и доброй охоты, – дружески напутствовал он.

– Господин легат, – улыбаясь, посмотрел на него с седла молодой человек, – даю вам слово привезти Каратака, живого или мертвого.

– А я – что мы с тобой эдак через месяц снова увидимся. Так или иначе.

Они наскоро обменялись салютом, после чего трибун повернул коня обратно к строю и поехал во главе колонны в сторону земель бригантов. Куда шли эти люди – навстречу прежнему союзнику Рима или же непримиримому врагу, – должно было открыться достаточно скоро.

Первые два дня шли через земли корновиев [34] – племени, заключившего с римлянами мир вскоре после высадки легионов. Но свободными от набегов воинственных соседей эти люди почувствовали себя лишь после того, как Осторий прогнал врага обратно в горы, впервые за многие поколения. И теперь на покатых холмах тут и там, мушками, виднелись хозяйства, а в пути колонна то и дело проходила мимо пастухов и торговцев, свободно путешествующих от поселка к поселку без страха перед шайками грабителей, шастающих по окрестным опоясывающим холмы лесам.

34

Корновии – британское племя, жившее на территории современных Чешира и Шропшира.

«Так мирно, наверное, будет когда-нибудь выглядеть и вся провинция», – размышлял Катон, держа верхом путь во главе своих людей, идущих сочно-зелеными, с яркими вкраплениями полевых цветов окрестностями. Травы вокруг были душно нагреты влажным теплом. Мягкая, задумчиво-тихая красота этих земель брала за душу. Совсем не то, что броские пейзажи Италии, исковерканные видом латифундий, на которых от рассвета до заката горбатятся скованные цепями вереницы рабов. Сам Катон молил Юпитера, чтобы Британию такие крайности миновали. Если удастся установить здесь прочный мир, то когда-нибудь, наверное, можно привезти сюда и Юлию – пусть сама посмотрит на этот прекрасный остров и, возможно, тоже почувствует его привлекательность. Но уже в следующую минуту он скривился в горькой усмешке: надо же, размечтался, наивный простак… Видно, так действует безмятежность летней природы острова. А поди-ка представь здесь остальной год – холод, хмарь и сырость, промозглые зимы с короткими днями, черными лесами под хмурой свинцовой синью неба… Голые поля, кое-как различимые в жидком раннем сумраке… Нет, Юлия все это возненавидит – точно так же, как и Макрон, если верить его словам.