Братья по крови
Шрифт:
Веллокат, напряженно шмыгнув носом, поерзал в седле, после чего ответил:
– Не знаю, господин. Я всего лишь доставлял от нее послание.
– Не верю тебе. Попробуй еще раз.
Молодой придворный, потупив глаза, ответил:
– Она сказала, что лучше особо не распространяться о вашем приближении.
– Похоже, события существенно опередили ее намерение. – Катон кивнул на ожидающего варвара. – Весть о нашем продвижении достигнет Изуриума заметно быстрее, чем мы туда прибудем.
Веллокат пожал плечами. Но прежде чем Катон успел продолжить, его гневной скороговоркой перебил Белмат.
– Он
– Тогда лучше сказать ему правду.
Веллокат опасливо покосился на префекта:
– Сомневаюсь, что это разумно.
– А у нас есть выбор? Если мы не скажем правду, то все будет выглядеть так, будто мы вторгаемся в земли бригантов. Скажи ему, что мы здесь по просьбе его королевы. Она высказала просьбу о разговоре с представителем римского губернатора. – Катон заговорил тише: – Только не упоминай, за кем мы явились на самом деле. Эту нашу цель они поймут достаточно скоро, но лучше поднести им ее на блюде. Передай ему то, что я сказал вначале.
Последовал новый обмен фразами, на этот раз более продолжительный и разгоряченный, вслед за которым Белмат скрежетнул зубами и выставил руку с копьем, указывая на юг, туда, откуда пришла колонна.
– Позволь я угадаю, – сухо сказал переводчику Катон. – Он требует, чтобы мы повернули назад и возвратились в провинцию.
Веллокат понуро кивнул.
– Он говорит, что о просьбе Картимандуи ничего не знает. И вообще, что приказы принимает от своего брата. Если ваша колонна продолжит путь, бриганты сочтут это за объявление войны.
Катон напрягся. Такая смена положения была достаточно неприятной и уже выходила за пределы его полномочий. Нужно доложиться трибуну Отону: пусть взвесит все за и против, прежде чем действовать.
– Гм, – кашлянул он. – Скажи Белмату, что я передам его слова моему командиру, а еще, что мы не хотим его народу вреда. Напомни, что мы явились сюда по просьбе королевы Картимандуи, нашей союзницы. Советую ему для начала обсудить все с ней, прежде чем он предпримет какие-либо действия, от которых его народ может пострадать.
Веллокат заговорил, но соплеменник гневно осек его словами, ударившими как стрела из лука. Болезненно морщась, Веллокат повернулся к Катону:
– Кузен говорит: если ваша колонна сделает в сторону Изуриума хотя бы шаг, то он и воины его племени порубят вас, а головы возьмут себе как трофеи.
Воин пристально наблюдал, как римлянин выслушивает его слова, а затем с холодной улыбкой провел себе большим пальцем по горлу. После этого он развернул коня и, пришпорив, поскакал на нем обратно к своим соплеменникам, что дожидались на вершине холма. Солнце уже касалось горизонта, и хотя вечер был тихим и теплым, Катон ощутил, как по спине сверху вниз змейкой струится холодок.
Глава 22
– Как могла твоя повелительница додуматься до такого: скрыть от сородичей, что она попросила нас о помощи? – с растерянным негодованием осведомился трибун Отон.
С минуту Веллокат размышлял над замысловатым вопросом, а затем ответил:
– Я уже объяснял легату Квинтату: положение ее уязвимо. Наш народ разрознен своим отношением к Риму. Большинство хочет мира, но есть многие, кому вы ненавистны или же страшны. Они считают, что должны сплотиться с теми, кто продолжает бороться с поработителем. Иначе Бригантия
Отон, усваивая объяснение, потер усталые глаза. Вокруг стола сидели остальные старшие офицеры его колонны. Катон сунул палец в вырез туники и отлепил ткань от клейкой кожи. В палатке трибуна было донельзя душно из-за приказа Отона наглухо задернуть створки, чтобы внутрь не попадали насекомые. Но все равно в ней зудливо ныла стайка комаров и мошек, кружа вокруг масляных светильников. Макрон с тихими проклятиями отмахивался от них растопыренной пятерней, когда они приближались, норовя сесть на лицо. Однако трибун это неудобство игнорировал. Все его внимание было приковано к бриганту.
– Твой кузен в самом деле нападет на нас, если мы завтра попытаемся продолжить наш поход?
– Если? – вклинился Гораций. – Господин трибун, у нас есть приказ…
– Свои приказы я знаю, спасибо! – вспылил Отон. – Здесь командую я. И я решаю, что делать. Буду признателен, если вы тоже об этом вспомните, префект Гораций.
Эта внезапная вспышка гнева впервые показала, что у молодого трибуна тоже имеется норов. Все офицеры притихли, выжидая, когда этот момент пройдет. Отон с легким присвистом сделал успокоительный вдох и вновь красноречиво повернулся к своему переводчику:
– Ну так что, ждать ли нам нападения от твоего кузена?
Веллокат на миг прикрыл глаза и нахмурился, а затем не торопясь ответил:
– Не знаю. У Белмата горячая голова. Всегда таким был. Но верховодит им Венуций. Вот о ком вам нужно беспокоиться. Если Белмат получит от своего брата приказ рубиться, то рубиться он будет.
– Но ведь это глупо! – воскликнул префект Гораций. – У него с собой людей не больше полусотни. Мы ведь его сметем, если он попробует нас остановить.
– И при дворе Картимандуи этому ох как возрадуются, – едко усмехнулся Катон, заставив Горация растерянно замолчать. – Римские союзники владычицы не успели еще дойти до Изуриума – а у них на мечах уже кровь ее подданных… Могу представить, что из этого раздуют. Венуций всю ответственность за их гибель свалит на нас и скажет: вот оно, доказательство того, что Рим намерен развязать с бригантами войну, а потому у народа нет иного выбора, кроме как примкнуть к борьбе Каратака против захватчиков. – Он повернулся к Отону: – Господин трибун, мы ни в коем случае не должны допустить, чтобы завтра имело место кровопролитие, – во всяком случае, должны сделать все от нас зависящее, чтобы не допустить его.
Отон озадаченно потер себе лоб:
– Ты полагаешь, что мы, если нам помешают, повернем обратно?
– Вовсе нет. Если мы повернем назад, Венуций все заслуги за это припишет себе, что ослабит позиции владычицы.
– Получается, как ни крути, Изуриуму мы милы не будем. Прорвемся туда с боем – нас проклянут, уйдем восвояси – тоже провал…
Катон подавил в себе раздражение. Такая категоричность была ему поперек души. Все возможности повлиять на исход сводились всего к двум условиям, которые в итоге не оставляли им выбора для иных действий.