Братья по разуму
Шрифт:
Эстансио задумался, машинально поворачивая свою чашку то в одну, то в другую сторону.
– Местность, пожалуй, вполне подходящая, - сказал он наконец.
Мюллер с усмешкой кивнул, а затем попросил:
– Ну-ка, объясните мне почему.
– Небольшая популяция в изолированном районе, где естественный отбор особенно жесток. При таком положении вещей почти неизбежно должны проявиться эволюционные тенденции.
– У Хотермена вычитали?
– спросил Мюллер.
Эстансио покраснел.
– Совершенно верно. Но ведь он прав?
Мюллер пожал плечами.
– В принципе - конечно, - согласился
– Однако Хотермен рассматривал совсем иную ситуацию. Он имел в виду развитие определенных генетических тенденций, то есть такое положение, когда данные гены уже существуют. А тут происходит совсем другое.
– Вы уверены?
– нерешительно спросил Эстансио.
– Абсолютно, - заявил Мюллер.
– Наша станция была создана здесь, когда планета перешла от Альфы к Бете, то есть почти тысячу лет назад. Мы исследовали шаркунов на протяжении всего этого срока. Если бы интересующие нас гены существовали и тогда, они выявились бы в первые же двести лет. Но чего не было, того не было. Первый достаточно сметливый шаркун, хотя и вдвое уступавший нынешним по смышлености... Не морщитесь, не морщитесь, я проверял в архиве... Первый такой шаркун был обнаружен сорок лет назад. Ну-ка, угадайте, откуда он был родом?
– С горы Зиккурат?
Мюллер ударил кулаком по столу.
– Совершенно верно, - процедил он сквозь зубы.
– Произошла мутация. Другого объяснения нет. И произошла она в изолированной популяции.
Эстансио долго молчал.
– Почему вы его забили?
– спросил он наконец.
– Потому же, почему я забил первых двух, - ответил Мюллер.
– Хочу взглянуть на его мозг. Первые два... я думал, это случайность. Теперь я изменил свое мнение и полагаю, что клетки мозга этого последнего экземпляра подтвердят закономерность.
– Но как же правила?
– с недоумением спросил Эстансио.
– Ведь шаркун, демонстрирующий исключительные качества...
Мюллер подергал свою мефистофельскую бородку.
– Правила, правила!
– бросил он пренебрежительно.
– Я должен знать точно, а другого способа нет.
– Внезапно он резко переменил тему.
– Во всяком случае, так могло показаться на первый взгляд:
– Вы ведь возвращаетесь с этим рейсом грузового космолета?
Вопрос был чисто риторический. Стажера приглашали остаться на станции еще на год лишь в исключительных случаях. Эстансио кивнул.
Мюллер удовлетворенно улыбнулся.
– Очень хорошо, - сказал он.
– Когда уедете, можете говорить об этом сколько хотите. Но пока вы еще тут... Этого не было. Просто не было. Вы поняли?
– Кажется, да...
– протянул Эстансио.
– Но... почему?
– А потому, что они умнеют, - ответил Мюллер.
– Если не принять мер, они все станут умными - куда умнее нас. И они свирепы - вы же видели, как ведут себя дикие. Значит, этого нельзя допустить. Вот зачем мы из века в век сохраняем тут станцию. Чтобы наблюдать за ними. Потому что кто-то уже тогда сообразил, к чему идет дело. Чтобы вовремя осадить их. Но тут хватает идиотов, которые - представьте себе - хотят, чтобы шаркуны эволюционировали. Ну, так им незачем знать про мутацию. Да и остальным тоже.
– А-а...
– сказал Эстансио, растерянно сдвинув брови.
– Но что мы можем сделать? Как им помешать?
– Не спрашивайте, - хихикнул Мюллер.
– Не то я объясню.
– Нет,
– не отступал Эстансио.
Мюллер налег грудью на столик и многозначительно забарабанил по нему пальцами.
– Вы слышали, кто прибудет с космолетом?
Эстансио задумался, припоминая.
– Ну, Блэкитт, еще Холмен и...
Мюллер жестом остановил его.
– Я говорю не о сотрудниках, а о тех, кому приспичило знакомиться с условиями жизни на планете.
– Хичкок?
– Эстансио явно недоумевал.
– Но ведь он... он же будет за них заступаться. Он всегда за кого-нибудь заступается.
– Оно так, - согласился Мюллер, - но только он редко бывает в курсе. И по большей части просто сует всем палки в колеса. То же будет и тут.
– Вы уверены?
– Да, уверен, - Мюллер улыбнулся.
– Я ему поспособствую.
И он захохотал.
"Я содрогнулся, господа. Содрогнулся!"
Хичкок решил, что именно этой фразой он, когда вернется на Землю, начнет свою речь о том, что ему довелось увидеть на Одиннадцатой планете в системе Скорпиона. Так он начнет свою речь на заседании Общества защиты гуманности, учредителем которого был, и объявит очередную кампанию по помощи и спасению.
Институт Одиннадцатой Скорпиона, конечно, попробует протестовать. Эти ученые завизжат, будто он подтасовывает факты. Пусть их! Те, чьи гнусности он вытаскивал на свет в прошлом, всегда прибегали к подобным уверткам, но тщетно. Широкая публика знала, на чьей стороне правда.
Хичкок составил свое мнение, едва прибыл на Одиннадцатую Скорпиона, а точнее говоря, в ту минуту, когда начал спускаться по трапу, притулившемуся под бортом "Странника". Он был далеко не в лучшем расположении духа - поездка оказалась сопряженной с массой неудобств. "Странник" был грузовым космолетом, а не комфортабельным пассажирским лайнером. Его сунули в одну каюту с молодым стажером, который был так увлечен мутационными возможностями, заложенными в генетических процессах, что только о них и говорил. Духовное убожество ученых просто поразительно!
Держа в руках по чемодану, Хичкок опасливо спускался со ступеньки на ступеньку. Трап был длинный и казался очень ненадежным. Он дрожал и поскрипывал под ударами ветра.
В любом цивилизованном месте к космолету подали бы лифт.
Ветер был ледяной. Он завывал вокруг Хичкока. Он морозил ему горло. Он пронизывал его легкое пальто - на любой цивилизованной планете этого пальто было бы более чем достаточно. Его пепельные посеребренные сединой волосы взлохматились, кончики ушей ныли, отвислые щеки онемели. У него ломило в висках, а на носу повисла капля. Ужасная, ужасная планета!
Хичкок остановился и, опустив чемоданы на ступеньку, попробовал стянуть воротник потуже. Это не помогло - ветер пробрался и сквозь воротник. Хичкок угрюмо посмотрел вниз. Перекинутая через плечо камера больно била его по боку.
Космодром, расстилавшийся у подножья трапа, не украсил бы и временный разведывательный лагерь. Выровненное поле посреди каменистой равнины - и даже без покрытия! Да какое там поле - жалкая площадка! На краю поля, в той стороне, где виднелся черный купол станции, приютилось несколько аэромашин. С другой стороны поле уходило к холодному морю, смыкавшемуся на горизонте с небом. Волны, лениво ворочая ледяное крошево, били в скалы, одевали их кружевом причудливых сосулек.