Братья Рико
Шрифт:
— Кофе эспрессо?
— Пожалуйста.
Двое молодых парней с другого конца стойки упорно смотрели в его сторону, и Эдди был уверен, что они говорят о нем. По-видимому, он представлялся им важной персоной. Это были новички, стоявшие в самом низу иерархической лестницы, такие, кому время от времени бросают пять долларов за какую-нибудь мелкую услугу.
Раньше Эдди доставило бы удовольствие, что на него так смотрят, но сегодня он не знал, как себя держать. Ему не нравилось еще и выражение лица Пепа, который все время вертелся возле него. Пеп, в сущности, был одним из тех, кого можно было считать другом. Эдди вспомнил, как однажды лунной ночью разоткровенничался с ним.
Они шатались по улицам, и было им тогда лет шестнадцать-семнадцать. Он толковал Пепу об установленном порядке, о его необходимости и о том, как глупо и опасно отклоняться от него.
— Спагетти невкусные?
— Очень вкусные.
И Эдди постарался доесть все, несмотря на привкус подгорелого сала и обилие чеснока. Не надо было заходить к Фазоли. Не надо было заходить к матери.
Ну что такого страшного случилось бы, если бы он возвратился в Санта-Клару и позвонил Сиду Кубику, что не нашел никаких следов брата? Но он был очень исполнителен.
— Сколько я тебе должен?
— Брось.
— Ну нет. С какой стати?
Ему позволили уплатить. В первый раз. И Эдди еще острее почувствовал, что он здесь чужой.
Ему никак не удавалось определить, чуждаются ли его окружающие или он сам их сторонится. Гостиница находилась не очень далеко, всего в двух кварталах. Он решил возвратиться туда, теперь уже нигде не задерживаясь, однако зашел еще в один бар. Эдди смутно помнил тамошнего бармена, ему случалось играть с ним в кости. Бармен сменился, владелец тоже. Стойка была темного цвета, стены в коричневых панелях, с гравюрами, изображающими скачки, с фотографиями жокеев и боксеров. Некоторые из этих фотографий относились к давним временам. Эдди узнал двух-трех боксеров, которых некогда вывел на ринг старый Мосси, тот начинал как содержатель гимнастического зала.
Он указал на пивной насос:
— Кружку пива.
Тот, кто ему подавал, не знал его. Так же как мужчина, пивший рядом с ним виски и уже охмелевший, так же как парочка в глубине зала, которая получала максимум удовольствия от того, что позволительно делать на людях.
Еще немного, и он снова позвонил бы Эллис.
— Повторить.
Но он тут же передумал.
— Нет, виски.
Внезапная жажда алкоголя, которой, он знал, ему не следовало поддаваться. С ним это случалось редко. Есть люди, которых алкоголь взбадривает. Что касается Эдди, то, выпив, он делался грустным и подозрительным. Было два часа ночи, он валился с ног, глаза слипались, но, облокотившись о стойку, он упорно сидел в этом баре, где с ним никто не заговаривал, даже пьяный.
— Повторить!
Он выпил четыре стопки виски. Здесь также напротив было зеркало. Эдди посмотрелся и остался недоволен. Борода за день успела отрасти, придавая щекам и подбородку неопрятный вид. Где-то он читал, что борода растет быстрее на лицах мертвецов.
Наконец Эдди добрался до гостиницы. Он шел медленно, расслабленной походкой и каждый раз, слыша за спиной шаги, убеждал себя, что кто-то по поручению Фила следит за ним. В углу холла, где большинство ламп было потушено, сидели двое мужчин и переговаривались вполголоса. Они подняли головы и посмотрели на Эдди, когда он брел к лифту. Может быть, они здесь из-за него? Эдди их не знал. Но существовали же тысячи, которых он не знал и которые знали его: он ведь был Эдди Рико!
Ему захотелось встать перед ними и сказать: «Я — Эдди Рико. Что вам от меня надо?»
Мальчик-лифтер предупредил его:
— Осторожнее, ступенька.
— Спасибо, молодой человек.
Он плохо спал, два раза вставал и пил воду большими стаканами. Проснулся хмурый, с головной болью. Из номера он позвонил в агентство воздушных сообщений:
— Эль-Сентро, да, в Калифорнии. Как можно скорее.
Самолет улетал в полдень. Все билеты были проданы.
— Все забронировано на три дня вперед. Но если вы приедете за полчаса до отлета, то почти наверняка получите место. Почти всегда кто-нибудь возвращает билет в последнюю минуту.
За окном светило солнце. Более бледное, более мягкое, чем во Флориде, пробивающееся сквозь прозрачную дымку.
Он велел подать себе завтрак, к которому едва притронулся, и позвонил, чтобы принесли еще кофе. Затем он вызвал по телефону Эллис. В этот час она, должно быть, убирала в комнатах вместе с Лоис, маленькой негритянкой, которая стлала постели. Бэби ходила за ними следом, трогая все, что ей попадалось на пути.
— Это ты? Дома все в порядке?
— Все в порядке.
— Никто не звонил?
— Нет. Бэби сегодня утром обожгла пальчик, дотронувшись до печки, но не сильно: даже не заплакала. Ты видел мать?
— Да.
Ему нечего было ей сказать. Он спросил, какая у них погода, доставили ли новые занавеси для столовой.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — встревожилась вдруг жена.
— Да.
— Кажется, у тебя насморк?
— Нет. А может, и есть.
— Ты в гостинице?
— Да.
— Встретился с друзьями?
— Кое с кем встретился.
Зачем он так ответил?
— Ты скоро приедешь?
— Мне нужно еще кое-что сделать. В другом месте.
Он чуть не сказал ей, что едет в Эль-Сентро. Но говорить об этом было опасно, и он вовремя сдержался. Теперь, если что-нибудь случится у него дома с кем-нибудь, например с одной из его дочерей, никто не будет знать, где его разыскивать, чтобы сообщить о несчастье.
— Переключи, пожалуйста, телефон, чтобы меня не разъединили с Санта-Кларой, мне нужно переговорить с Анджело.
Это нетрудно было сделать.
— Алло, патрон?
— Ничего нового в магазине?
— Ничего особенного. Маляры утром начали работу.
— А как Джо?
— Не очень. — В тоне Анджело не слышалось восторга.
— С ним трудно?
— Мисс ван Несс поставила его на место.
— Он пытался приставать к ней?
По-видимому, это был первый случай, когда кто-то проявил неуважение к мисс ван Несс.
— Она влепила ему такую затрещину, что он все еще не пришел в себя.
— Он не пытался уйти?
— В первую ночь я играл с ним в карты до трех часов утра, а потом запер дверь на ключ.