Братья Рико
Шрифт:
— Кофе? Чай?
Эдди выпил кофе. В Тусоне он сошел с самолета, чтобы пересесть на другой, поменьше, который летел в Эль-Сентро, и поставил часы по местному времени. На многих мужчинах были джинсы и большие светлые сомбреро.
По типу они походили на мексиканцев.
— Привет, Эдди!
Он вздрогнул. Его хлопнули по плечу. Он пытался вспомнить имя того, кто, радостно улыбаясь, протягивал ему руку, и не мог. Он где-то встречался с ним, но не в Бруклине, скорее, на Среднем Западе, в Сент-Луисе или Канзас-Сити. Если он не ошибался,
— Хорошо долетел?
— Неплохо.
— Мне сказали, что ты будешь здесь, и я решил тебя встретить.
— Спасибо.
— Я живу в десяти милях отсюда. Там у меня бар. Дела идут неплохо. Отчаянные игроки в этой дыре!
— Кто тебе сказал обо мне?
Он тут же пожалел о сказанном: к чему задавать вопросы?
— Не помню. Ты же знаешь, как доходят всякие слухи. Ночью кто-то за игрой заговорил о тебе и твоем брате.
— О котором?
— О том… — Теперь настала очередь этого типа прикусить язык. Что он сейчас скажет? «О том, что натворил глупостей?»
— О том, что недавно женился, — вывернулся тот.
Эдди вспомнил его имя: человека звали Боб, и он работал в Сент-Луисе, в баре «Либерти», который принадлежал тогда Стигу.
— Я не приглашаю тебя в здешний бар, там продают только минеральную воду и кофе. Но я подумал, что вот это тебя порадует.
Он сунул Эдди в руку плоскую фляжку.
— Спасибо.
Он не будет пить. Фляжка нагрелась от горячего тела Боба, но отказываться не стоило.
— Кажется, ты процветаешь в Санта-Кларе?
— Живу понемногу.
— Полиция?
— Держит себя прилично.
— Это то, что я им всегда твержу: главное…
Эдди больше не слушал. Только кивнул в знак согласия. Какое облегчение он испытал, когда пассажиров наконец позвали на посадку.
— Рад был пожать тебе руку. Если снова будешь проездом здесь, загляни ко мне.
У Эдди оставались только две остановки: Финикс и Юма. Когда после них самолет пойдет на посадку, это будет уже над аэродромом Эль-Сентро. Рука у Боба была потная, с лица не сходила улыбка. Можно было не сомневаться, что через минуту он бросится к телефону.
— Желаю удачи!
Почти все время летели над пустыней. Затем внезапно, выделяясь четкой границей, появились поля, изрезанные каналами, светлые, вытянувшиеся в один ряд домики.
Летели над большой дорогой, по которой гуськом тянулись в город грузовики с ящиками овощей. Ящики громоздились и на других, более узких дорогах, вливавшихся в главную магистраль; вся эта разветвленная сеть дорог, по которым мчались в разных направлениях машины, напоминала кишащий муравейник.
Эдди предпочел бы, чтобы самолет не приземлялся в Эль-Сентро, чтобы он продолжал свой путь к Тихому океану, до которого оставалось не более часа полета.
«Пристегнуть ремни!» — приказало вспыхнувшее табло.
Он застегнул пояс и пять минут спустя, едва колеса коснулись бетонной дорожки, расстегнул его. Эдди не увидел ни одного знакомого лица, никто не хлопнул его по плечу. Кругом были женщины и мужчины, которые встречали кого-то или ждали другого самолета.
Супруги обнимались, отец семейства направился к выходу, держа двоих детей за руки, в то время как жена семенила сзади и тщетно пыталась с ним заговорить.
— Угодно носильщика?
Он отдал негру чемодан.
— Такси?
Здесь было жарче, чем во Флориде, и жара была иная, как бы излучающая свет, а жгучее солнце слепило глаза.
Эдди взял первое попавшееся такси и все время старался сохранять спокойный, равнодушный вид, так как был уверен, что за ним наблюдают.
— В отель.
— Какой?
— Самый лучший.
Машина тронулась, и Эдди со вздохом закрыл глаза.
6
В эту ночь Эдди приснился сон, самый тягостный за всю его жизнь. Эдди редко мучили кошмары. Когда с ним такое случалось, ему почти всегда снилось одно и то же: он будто бы просыпался, не зная, где находится, окруженный незнакомыми людьми, которые не обращали на него внимания. Эдди называл это про себя сном заблудившегося человека. Вполне понятно, что он никому о нем не рассказывал.
Нынешний сон не был похож на прежние. Приехав в отель, Эдди внезапно почувствовал себя очень усталым.
Ему казалось, что солнце пустыни проникло во все поры его тела, и он не пошел обедать в ресторан, а лег в постель, не дожидаясь вечера. Гостиница «Эль Президио», куда его привезли, — лучшая, по утверждению шофера, — была выстроена в стиле, слегка напоминавшем мавританский. Весь центр города, по-видимому, возник в период владычества испанцев. Дома были покрыты ярко-желтой штукатуркой, насквозь прокаленной солнцем.
До него доносились малейшие звуки главной городской артерии — даже в Нью-Йорке он не помнил такой шумной улицы. Тем не менее Эдди почти сразу же крепко уснул. Возможно, в эту ночь он видел и другие сны, в которых его тело по инерции продолжало покачиваться, точно он был еще в самолете. Возможно, ему снился и сам самолет, но все эти сны сразу выветрились из памяти, и он, пробудясь, уже не помнил о них. Однако сон о Тони запомнился Эдди в мельчайших подробностях. Этот сон к тому же имел отличительную особенность: он был цветным, как некоторые фильмы, за исключением кадров, относящихся к двум лицам — Тони и их отцу, — эти кадры были черно-белыми.
Вначале все происходило в Санта-Кларе, в его доме, который он окрестил «Морским ветерком». Он вышел утром в пижаме, чтобы вынуть письма из почтового ящика, висевшего у калитки. Наяву ему почти никогда не приходилось ходить туда неодетым. Может быть, раза два-три случалось в дни, когда он вставал позднее, но обычно он всегда надевал халат. Во сне Эдди знал, что в почтовом ящике лежало что-то очень важное. Необходимо было пойти немедленно. Эллис согласилась с ним, она даже шепнула:
— Прихвати-ка револьвер.