Братья Волф. Трилогия
Шрифт:
Единственная проблема была в вот в чем:
Это было не на самом деле.
Не на самом деле, потому что мы с Рубом прождали в старом депо, а чувак так и не объявился. Тени, что замаячили вдали, свернули в боковой проулок, и мы остались куковать одни в конце тупика.
— Опаздывает, — Руб впервые заговорил в начале девятого. К половине девятого он уже злился, а без четверти был готов лупить кулаком по изгороди.
Вот тогда я и вообразил весь этот бой. Довольно типичный эпизод с участием Руба. Строго говоря, необычно было бы только, чтобы Руб так сходу ударил первым. Чаще всего это соперник пытался застать его врасплох, но Руб всегда оказывался шустрее. Так что в этот раз я для разнообразия представил, что драку начал Руб. Если такое случалось, то драка кончалась, не начавшись. В бою Руб был молоток по нескольким причинам. Он не колебался, не боялся боли, любил побеждать и идеально чувствовал момент. Даже если он бил несильно, разил больно, потому что точно рассчитывал время и попадал, куда надо.
— Может, он время перепутал, — предположил я, но Руб стегнул меня взглядом типа «Прикалываешься, да?»
— Ждем до девяти, — подытожил он, — не явится, идем домой.
Мы выждали, хотя оба понимали, что смысла нет. Чувак не появится. И Руб это знал. И я знал. Сам-то я досадовал, потому что в это время мог бы быть с Октавией. А вместо этого стоял на мусорно-холодной улице, дожидаясь пацана, который и не собирался приходить.
Но Руб завелся гораздо сильнее.
Он беспокойно дергал ограду, повторяя одно слово.
— Падла.
Он произнес его не счесть сколько раз, а в девять крутанувшись на месте, вцепился в сетку. Я думал, он разъяриться еще сильнее, но к моему удивлению, Руб вдруг успокоился. Он еще секунду высматривал что-то вдали, а потом мы двинулись домой. Напоследок он слегка приложил изгородь кулаком. Она дребезжала нам вслед.
— Что теперь будешь делать? — спросил я уже возле самого дома.
— С этим перцем, который меня хочет убить, или сегодня?
— И то, и то.
— Ну, насчет пацана — просто выкину из головы. А сегодня — наверное, побью мешок в подвале. Принесу радио, раскручу погромче и буду бомбить, пока с ног не свалюсь.
Именно так он и сделал — ну, кроме сваливания с ног. А я позвонил Октавии рассказать, что ничего не было, и спустился в подвал к Рубу. Потом к нам пришла еще и Сара и сделала хороший снимок, как Руб мутузит мешок. Его лицо на снимке можно описать не иначе как сосредоточенное, там было заметно, как мешок морщится от крепких ударов.
— Неплохо, — сказал Руб, когда Сара показала ему фотку.
Но себе не попросил, и потому Сара унесла ее, а потом вернулась с колодой карт. И мы еще долго просидели в подвале, шпилились в картишки, а радио балабонило рядом.
Сара ушла спать первой, через пару часов, а мы с Рубом посидели еще.
На выходе Руб саданул напоследок по мешку, выдернул приемник из розетки и понес его на место, в нашу комнату.
Заснул я в кои-то веки легко, а воскресенье провел с Октавией в гавани.
Воскресенья обычно проходили у меня так. С утра я делал уроки, а потом садился в поезд до набережной. А хватало времени — шел пешком. Октавия по-прежнему появлялась у нас воскресными вечерами, а на неделе чаще всего по средам. Иногда мы с ней успевали выгулять Пушка. В такие вечера обычно я держал поводок, Октавия улыбалась рядом, а Руб следил, чтобы нас не увидал никто из знакомых. Пушок, как и прежде, гарцевал, бывало, кашлял, а то облизывал морду, а иной раз и гавкал, если Руб был в настроении потормошить его.
Иногда я ехал к Октавии, и мы шли в тот кинотеатр. Я больше не спрашивал про дом. Я про все это вообще временами забывал. Был доволен, что она со мной и у нее все хорошо.
Бывало, рядом с ней я принимался улыбаться ни с того ни с сего.
— Что? — спрашивала она. — В чем дело?
— Не знаю, — только такими словами я и мог ответить.
Никакой особой причины. Я просто смотрел на нее и слушал. Этого хватало.
По воскресеньям она играла на набережной и чаще всего приезжала к нам вечером прямо из гавани. В кармане куртки у нее звенела мелочь.
Прошел месяц, и вот как-то субботним вечером я повел Октавию знакомиться со Стивом. Стиву Октавия понравилась, он поставил для нее кое-какие свои старые пластинки, и она оценила.
— Хорошая у тебя музыка, — сказала Октавия.
— Я знаю.
По пути домой она заметила:
— Он тоже тебя любит, ты в курсе?
Я попытался отмахнуться.
— Нет, Кэм. — Она потянула меня за руку, останавливая. — Точно.
Тут я понял, что от этой девушки не спрячешь никакой правды.
— Видно, что он жалеет о тех словах, которые тогда тебе сказал, — продолжила Октавия, едва мы зашагали дальше. — Но рад, что их сказал.
Она согласилась.
Был холодный вечер вторника в самом начале августа, когда Рубу наконец снова позвонили. На сей раз, правда, звонила Джулия. Она сообщила, что снова сошлась с прежним парнем — Звонилой, как прозвали его мы с Рубом.
— Он тебе еще хочет отомстить, — предупредила она.
— Да ну? — Рубу было неинтересно. — А теперь я что, блин, натворил? — Послушал. — Ну, скажи ему, чтобы как-нибудь заглянул ко мне, и мы все выясним на заднем дворе.
Джулия повесила трубку.
— Халда, прощай навеки? — спросил я.
— Прощай-прощай, — подтвердил Руб.
Казалось, та история закончилась, и, как он мне и говорил, у Руба пока не было новой девчонки. Он теперь только и делал что вкалывал на работе и лупил мешок в подвале. Ему звонили, но уже совсем не так часто, как тогда. Бывало, он наскакивал на друзей, думая, что это опять Звонила.
— А, Джефф, — смеялся он потом, — извини, друг, думал, это один тип тут.
Несколько раз он ездил с нами в гавань, но там неизменно бросал нас, уходя куда-то своей дорогой. Он не был несчастным или одиноким. Такое не в его характере. Где бы он ни оказывался, там всегда что-нибудь происходило. А если нет, он отправлялся искать, где происходит.
— Без обид, Октавия, — сказал он как-то раз субботним вечером, — но я с женщинами не знаюсь.
Мы сидели на крыльце после прогулки с Пушком.
— Это до следующей, — парировала Октавия.
— Само собой.
Он сверкнул нам своей фирменной улыбкой и скрылся в доме.
Потом в метро все казалось так славно устроенным. Мы стояли с Октавией, ждали поезда, и было чувство, что мир, в котором я живу, наконец-то движется в верном направлении.
А через несколько дней трагедия развязалась и упала прямо у наших дверей.