Братья Ждер

Садовяну Михаил

— Может статься, это было в другом мире или в другой жизни, — сказал он, бросая исподлобья взгляд на боярина. — Да простят меня бояре, коли смиренно попрошу дозволения посвятить сей час молитве и отдыху.

Отец Стратоник удалился в отведенную для него келью, и Ждер тотчас последовал за ним.

Монах вытащил из мешка Часослов. Увидев входящего Ждера, отложил книгу в сторону, подождал, пока конюший устроится на краю лежанки, а сам уселся прямо на глинобитном полу возле своей сумы, поджав под себя ноги, как принято было у отшельников, — к этому он привык на Афоне.

— Ты встретил его, отец?

— Встретил. Я поступил согласно повелению и наставлениям твоей милости. Отправившись в путь, как бедный бродячий монах,

я просил по дороге милостыню. Сторонился турок, останавливался у своих христианских братьев. Перед воротами того дома, где, как мне было известно, поселился боярин Миху, я стал ждать. Увидел, как вышел Григорий Гоголя. Я двинулся следом за ним. Останавливался он, останавливался и я. Однако я не приближался к нему и не показывал вида, что знаю его. Ежели заметит — пусть подойдет сам, ежели заговорит, тогда я все и выспрошу. Так я шел, пока не вышел на пустырь, где уже не встречались дома. Остановился и стал смотреть, как течет Дунай. Медленно текли его воды, у причала теснились турецкие фелюги. Проскакали мимо меня измаильтяне, я поклонился им до земли, хотя они и не взглянули в мою сторону; атамана Григория я из виду не упускал. Как только всадники промчались, я направился в переулок. Увидел там родник, струившийся в каменной чаше. Казалось, атаман Гоголя собирался утолить жажду, и я подошел вслед за ним, ожидая своей очереди.

Он сказал:

— Целую руку, святой отец. Вижу, ты собираешь подаяние.

— Ты знаешь меня? — спрашиваю его.

— Нет, — говорит Гоголя. — Но христианин знает свой долг перед странствующим монахом. Я не видел тебя раньше в этом городе.

— Ты не видел меня, ибо я только что прибыл, и долго я здесь не останусь.

— У тебя есть к кому-нибудь дело?

— Есть. Ищу я служителя, подобного твоей милости. Но не знаю — найду ли.

— Что за служитель?

— Господарский, имя его называть не дозволено. Хозяин мой повелел найти его к Дмитриеву дню. А ежели к тому дню не разыщу, то более и искать не надобно.

Гоголя допытывается:

— Можешь назвать имя хозяина, пославшего тебя?

— Не могу.

— А где он пребывает, можешь сказать?

— И где пребывает, не могу сказать.

— Тогда, отец, как же известить мне его, что тот человек, которого он ищет, находится в Брэиле? И как сделать, чтобы хозяин твоего преподобия узнал о том, что уговор остается в силе, что условия не нарушаются?

— Скажу так, — ответил я, — ты должен повстречать служителя, который мне нужен, поговорить с ним и дать немедля мне ответ; я не могу долго задерживаться в крепости Брэиле. Мне велено сегодня же отправиться обратно, как только соберусь в дорогу.

— Так вот, преподобный отец, — сказал Гоголя, — служитель тот — я. Прошу тебя — не бойся меня. Понимаю, что с опаской ты ходил вокруг. Так повелел тот, кто посылал тебя, ибо он разумный муж. Передай ему, что у Григория Погоната Гоголи одна душа, и душу эту он отдает за господа Иисуса Христа во искупление своих грехов. Как ты разыскал меня?

Ответил я ему:

— Кто ищет, тот находит, атаман Гоголя.

— Я думаю, — сказал он, — что на то воля божья. Как вошел в крепость, так сразу и нашел меня.

— Да нет, не сразу. Кружил я, будто слепец. Но господь направил меня, и вот я нашел и узнал тебя. Трудно было искать, а узнать мужчину с такими усами, да такого кудрявого легко.

— Так пожелал господь, и такова доля моя, отец, — вздохнул Гоголя. — Кажется мне, будто и я тебя знаю, хотя и не встречал до сих пор. А поступал я так, как мне было указано. Передай нашему повелителю то, что я тебе сейчас поведаю.

Ждер уселся поудобнее, поджал колени, уперся подбородком в кулак. Благочестивый Стратоник прервал на миг свой рассказ, хитро поглядывая на Ионуца.

— Продолжай, отец Стратоник.

Монах понизил голос:

— Передай, сказал Гоголя, нашему хозяину вот что: до турецких краев добрались мы с дедом

Ильей, как беженцы из Молдовы; нанялись на службу к брэильским боярам, которые проживали тут в тиши после войны с Раду-водэ. Подстроил я так, что будто случайно встретил меня боярин Миху. Некоторое время он присматривался ко мне, а потом заявил брэильским боярам, что знает меня, и взял к себе в услужение. Я пошел к нему на службу вместе с дедом Ильей. Нанимаясь к нему, я не забывал об уговоре с нашим хозяином. Огляделся я вокруг, прикинул, что трудно будет выволочь из крепости двух бояр и увезти их, как баранов, привязанных к седлам. Этак только бахвалиться можно под хмельком. Надобно быть отважным вовремя и к месту; а тут требуется больше смекалки, чем силы. Я приметил, что брэильские бояре делают приготовления, собирают слуг, — каждый сколько может. И в то же самое время в крепость начинают съезжаться измаильтянские всадники. Обосновавшись в крепости, эти конники стали, вижу я, выезжать, чтобы ознакомиться с местностью, а особливо с дорогами, ведущими к границе с Молдовой. Понял я, что слухи ходят не зря: орды Мехмет-султана уже невдалеке. Пройдет неделя, самое большое — две, и они будут у Дуная. А пока что конники из Брэилы и из других мест примечают дороги, места для роздыха, делают вылазки и прощупывают то Ковурлуйский край, то Путну, то Вранчу. Выехал и я однажды со слугами боярина Миху. Нам велено было доехать до Корбу, что на реке Серете, и разыскать там пасынка боярина Агапие Чернохута, с которым они вместе сбежали. Я уже трижды туда ездил, встречал Янку Мигдалэ, пасынка Чернохута, бывшего житничера; когда я встретил его во второй раз, неделю тому назад, то привез ответ, который сам же и придумал: мол, через десять суток брэильским боярам надо вместе со слугами быть в Корбу. Туда съедутся староста из Путны, пыркэлаб Галаца и другие молдавские бояре. Либо их поймают и убьют, либо они соединятся и тогда смогут перейти границу Молдовы, — как боярин Миху, Агапие Чернохут.

Внимай и разумей, отец. Мы дважды получали приказ отправиться, но люди и кони не были готовы, понимаешь, твое преподобие, и мы дважды откладывали отъезд. И, видимо, до будущей недели ничего не изменится. Агапие Чернохут человек грузный и старый, и когда он вчера соскочил с коня, то вывихнул левую ногу; пока лекарь будет вправлять лодыжку и растирать ее мазью, до тех пор, как я уже говорил, мы останемся на месте. Но как только Чернохут сядет на коня, мы отправимся в Корбу. Там раскинулась дубрава, а из дубравы путь ведет прямо к реке. По берегу Серета тянутся луга. Ежели наш хозяин хорошенько поразмыслит, как поступить, то мы с дедом Ильей можем перейти под его руку, прихватив с собой тех бояр, о коих я говорил.

— Прибыл я сюда одним духом, — закончил свое повествование отец Стратоник, — трижды менял коней на тех почтовых ямах, которые ты указал.

— Я понял, святой отец, — ответил Ионуц Ждер. — Теперь, после того как ты все рассказал, поешь и отдохни. Господь бог привел тебя к этой тихой гавани, и ныне испытания, выпавшие на твою долю, кончаются. А я должен вернуться еще раз к Серету. Есть у меня одна затея. Ежели и тут поможет господь бог, то в назначенное время прибудем мы в Васлуй и смиренно предстанем перед господарем, а господарь, восседая на Визире, благосклонно посмотрит на нас. Поспешу-ка я, как бы не опередили нас измаильтяне.

Монах Стратоник раскрыл Часослов, склонился и, перед тем как приняться за ужин, а затем отойти ко сну, прочел молитву о ниспослании ему духа смиренномудрия, избавления от чревоугодия и прочей тщеты мирской, искушающей наше бренное тело.

Конюший Ждер поспешил к отцу Никодиму и пыркэлабам, чтобы держать с их милостями большой военный совет. Решение этого совета сразу определилось в мыслях Ждера, как иногда вдруг сверкнет золотой луч средь облаков заката. Боярин Оанча взял на себя заботу составить отряд, готовый к защите дела, задуманного во славу князя.