Братья Ждер

Садовяну Михаил

Постельничий Штефан, повернувшись в кресле, улыбнулся:

— Стало быть, Ионуц Ждер начинает войну с турками? Не нужно быть ритором, преподобный отец Амфилохие, чтобы доказать, что это лишь видимость, а истина совсем иная.

— Докажи мне, я с радостью выслушаю, но господарь горяч в гневе и наших рассуждений не станет слушать.

— Угоди князю тем подарком, что привез Ждер.

— Подарок хорош, однако при виде Миху и Чернохута едва ли посветлеет чело князя, скорее омрачится. Как только он взглянет на этих бояр, всколыхнутся в его сердце старые обиды.

— Прежде всего внемли моему совету. Война давно уже

подготовлена султаном Мехметом. Он так решил, а воля его непоколебима. Понимая, что войны не избежать, Штефан-водэ готовится к защите, а посему мы и находимся в этом стане. Нет, князь не снимет голову с такого горячего молодца, как Ждер, за его проделки у Серета. Ведь не Ионуц же несет вину за предстоящую войну с измаильтянами? Разве может тот, кто мнит себя посланником Аллаха на земле (слушай и не улыбайся), кто считает себя повелителем повелителей мира сего, властелином судеб и жизней людских, королем королей, императором Запада и Востока, наследником шахиншахов, кто считает себя вправе оставлять государства в покое либо обрекать их на войну, — разве может он встретить препятствия на своем разбойничьем пути? В год от рождения Христа 1453-й он покорил, как тебе известно, Константинополь; в 1459 году его полчища растоптали Грецию и Сербию; через два года он захватил Трапезунд, где находился и я с комненскими кесарями; годом позже — Лесбос; на следующий год — Валахию и Боснию; еще через год Караманию. В 1470 году он стал владыкой острова Негропонте; в 1472 году одержал победу над Узуном, шахом персов. Но два года тому назад, защищая трон Раду-водэ, войско Мехмет-султана потерпело жестокое поражение от Штефана-водэ. Так по какой же причине его величество Мехмет отложит нашествие на Молдову? Не стерпев позора, он еще нынешним летом двинул свои орды к северу, к этому осиному гнезду, которое называется Ак-Ифлак. Три месяца мы пребываем в ожидании, и вот конюший Ждер извещает тебя, что сей Вельзевул уже дал Сулейман-бею власть над всеми войсками, кои стянуты для нашествия на Молдову. Как же может Ионуц Ждер быть виновным в этой войне? Дозволь потешить душу — посмеяться над таким обвинением.

— Может, оно и верно, постельничий, но как доложить о сих известиях господарю?

Штефан Мештер перестал смеяться и пристально посмотрел на архимандрита.

— И мне дорог конюший, — чуть помедлив, проговорил он вполголоса, глядя в окно часовни, — но другим, кажется, он еще дороже. Так вот мыслю я, что ты должен немедленно представить Ждера господарю.

— Ну что ж, последую совету твоей милости. Совет добрый… — согласился отец Амфилохие.

Он трижды хлопнул в ладоши, и тотчас же появился отец Емилиан.

— Чем занят князь?

— Приказал придворным отрокам принести ему одежды.

— Тогда самое время. Скажи, отец Емилиан, а что делает конюший?

— Конюший Ждер спит в моей келье. Его милость почивает на лавке, а слуга его на полу. На них сейчас можно дрова колоть — не услышат. Думаю, что проспят до полудня.

— Подними их. Разбуди конюшего и передай ему, чтобы через четверть часа был здесь. Пленники, коих доставил он этой ночью, в надежном месте?

— Они под нами… — опустив глаза, вздохнул отец Емилиан.

— Итак, — продолжал архимандрит, — пусть конюший немедля будет здесь. А добычу, которую он доставил, пусть сам и представит князю.

Выйдя из кельи архимандрита, отец Емилиан поспешно прошел в другое крыло

двора. Холодный северный ветер кружил снежные вихри. Всю неделю погода стояла хорошая, лишь накануне ночью, когда Ждер, отец Никодим и господарские служители с пойманными боярами подъезжали к Васлую, все преобразилось. Погода изменилась — месяц пошел на убыль. За два часа, пока молодой конюший сообщал архимандриту самые важные известия, зима вновь сковала землю. Сейчас метель трепала бороду отца Емилиана и развевала полы его черной рясы.

Когда он приоткрыл дверь и заглянул в келью, он увидел две пары глаз, устремленных на него: Ждер, лежавший на лавке, выглядывал из-под попоны; татарин лежал прямо на полу, положив под голову седло.

Ждер пробормотал:

— Экая погода! Как теперь быть? Господарь не выедет верхом, и мне не удастся предстать перед ним с пленниками… Скажи, отец Емилиан, чем занят брат мой? Хотел бы я держать совет и с его преподобием.

— Погоди, конюший, — поспешно прервал его келейник, — готовься отправиться на другой совет, на котором ждет тебя господарь.

— Как ты сказал?

— Я точно сказал: подымайся попроворнее, освежи лицо водой и поспеши к отцу Амфилохие. Мы выведем из темниц бояр, коих ты привез, и ты сам представишь их государю.

Ждер вскочил с лавки:

— Ботезату, ты еще не отправился за батяней Никоарэ? Ты еще не возвратился? Ты еще не побрил меня?

— Нет времени для этого, нет времени, — сетовал отец Емилиан. — У тебя есть время лишь на то, чтоб накинуть на себя кафтан и мчаться во дворец. Скорее, честной конюший. Отец архимандрит сердится.

— Да что произошло?

— Не знаю. Он разговаривал с его милостью постельничим, а тот смеялся.

— Ну тогда, отец Емилиан, я лечу туда, чтоб помирить их. Окуну пальцы в кувшин с водой, принесенной Ботезату, протру глаза, подставлю после этого лицо свое ветру и буду свеж. Спустимся на двадцать две ступени под часовню, чтобы забрать оттуда свою добычу, потом отсчитаем двадцать две ступени вверх и окажемся у дверей архимандрита. Ботезату, дай знать батяне Никодиму: непременно надо и его преподобию быть там.

Ждер поспешно оделся, к поясу прикрепил лишь итальянский кинжал.

Отец Амфилохие и постельничий Штефан ждали его в зале возле княжеских покоев. Обросший бородой Ждер подошел к ним с покорным видом. Позади конюшего следовали схваченные им бояре — Миху и Агапие. Они похудели и осунулись, но пытались держаться с достоинством, шли неторопливо, не выказывая страха. Оба были уже без поясов и без оружия, не знали, куда девать руки. Не глядели по сторонам, явно не желая узнавать отца Амфилохие. Они были погружены в свои думы и, чувствуя, что приближается их смертный час, чуть слышно шептали молитву. Двое стражей время от времени подталкивали их рукоятками сабель в спины, согбенные от усталости и мучений.

Слышно было, как отдавались шаги ступавших по деревянному полу, потом они смолкли. Стражи по знаку архимандрита быстро повернулись и вошли в княжеские покои. При свете пасмурного дня взглянули друг на друга и все те, кто был около пленных. За тремя высокими окнами непрестанно кружились снежинки. Послышались еще чьи-то осторожные шаги. Это вслед за всеми вошел отец Никодим. Людей, стоявших вокруг пленных бояр, вместе с отцом Емилианом, было семеро.

Тогда распахнулись двери, и в зал неторопливо вошел господарь Штефан-водэ.