Братья Ждер

Садовяну Михаил

По этому поводу князь и постельничий не раз шутили, и потому господарь ответил улыбкой на улыбку Мештера.

Затем он сказал:

— А кого поставить во главе двух отрядов рэзешей? Мы повелеваем во главе этих отрядов отправиться боярину нашему Ону Черному.

Он пристально посмотрел на конюшего. Ждер на сей раз сразу опустился на правое колено, так как, будучи левшой, он и на колени опускался не как все люди.

— Светлый князь, — смело заговорил он, — как только ты дозволишь удалиться, я пойду к Ботезату, моему слуге, пусть сбреет он мою бородищу. И ежели ты соблаговолишь…

Конюший Ждер замолчал, ибо отец Амфилохие подал ему знак: подобное поведение было недопустимым, на такую дерзость никто

не отваживался перед господарем.

Что такое? Что позволить, конюший Ону?

Ждер молчал.

— Если у тебя есть какое-то желание, говори, конющий Ону, ибо сегодня твой день.

Эти слова были произнесены таким тоном, что все поняли: над младшим сыном Маноле Черного простирается нечто большее, чем княжеская милость. Вокруг господаря сейчас стояли лишь самые верные ему люди: архимандрит, постельничий и монах из Нямцу. Среди этих немногих князь имел право спуститься на мгновение с тех заоблачных высот, в которых он обычно представал перед людьми.

— Светлый государь, — нерешительно продолжал Ждер, — у меня даже голос пропал, так сердито смотрит отец архимандрит. — Я подумал о том, что если бы твоя милость отдал уже сейчас под мою руку конные отряды, я бы их загодя обучил искусству верховой езды: чтобы они в мгновение ока могли взобраться на коне по откосу и так же стремительно спуститься в ущелье; чтобы могли они для боя быстро разом спешиться и так же легко вскочить в седло. Всему этому я выучился от родителя моего великого конюшего, от братьев моих — Симиона и Никоарэ, ныне отца Никодима. Науку эту они успешно могли бы преподать рэзешам вместе с братом моим Кристей. Простой люд умеет, конечно, сидеть в седле, но не знает истинного мастерства. Мы обучим их этой науке; подобному мастерству подивились даже измаильтяне…

— Ну, что же ты остановился, конюший Ону? Говори…

— Это уже другая история. Когда ты пожелаешь, я расскажу и ее.

— Хорошо. Повелеваю тебе, конюший Ону, взять под свое начало оба отряда рэзешей, которые последуют в Роман.

Голос Штефана-водэ вновь изменился. Когда Ждер поднялся с колен, господаря уже не было.

Конюший Ону Черный — так называл его господарь, и так он был записан в княжеской канцелярии — получил на следующий же день два полка рэзешей, из Нямцу и Сучавы. Он выбраковал слабых лошадей, отстранил людей, которые показались ему хилыми; оставшихся разделил на отряды по двадцать человек и повел на ученье за Редиул-луй-водэ, в места, наиболее подходившие для подобного дела.

«Нас, рэзешей из Верхней Молдовы, нелегко испугать. Князья пожаловали вотчины и поселили в местах необжитых, чтобы мы основали там селения и крепили в них порядок. Издавна, от дедов и прадедов, мы знаем, что такое княжеская служба. Со спесивыми придворными у нас ничего нет общего. Может статься, у них много должностей, но и мы из старинных родов, не хуже бояр, и, кроме бога и господаря, никакой власти не признаем.

А вот сейчас признаем. И не потому только, что Ону Черного послал сам князь (когда присылает господарь, тут уж ничего не поделаешь), а потому что Ждер — муж достойный. Он сам про себя говорит: «Я исконный рэзеш». О совершенных им подвигах идет слава по всей стране. С небольшой подмогой отправился он в брэильскую землю и привел оттуда, выкрав из-под носа у турок, двух бояр, двух врагов светлейшего князя, привел их на аркане в княжеский стан и бросил к ногам господаря. Совершал он н другие дела. Бывал и на Святой горе.

Тех двух бояр позавчера казнил палач. Затем пришли их родичи, им дозволено было обрядить покойников и достойно похоронить. Гробы поставили в церковь святого Иоанна, священники прочитали молитвы. Были устроены и поминания. Родичи пришли к господарю, били ему челом. Князь говорил с ними милостиво, со скорбью напомнил о грехах, совершенных казненными боярами. Не казнить их он не мог.

Итак,

мы находимся под началом конюшего Ждера, и его милость обучает нас разным удивительным делам, кои нам по душе. Умеете ли вы взлетать в седло, не опираясь на стремя? Наверно, умеете. А вот перемахнуть через седло — навряд ли. А на полном скаку поднять с земли копье? А растянуться на спине коня от гривы до хвоста? А соскользнуть с седла, пролезть под брюхом лошади и вновь очутиться в седле? А вскочить на коня на полном скаку? А спрыгнуть так же на всем скаку на землю? Все это мелочи для ловких наездников, говорит конюший. Его милость научит нас и другому, чтобы стали мы такими конными ратниками, коим нет равных на всем свете. У конного ратника не только конь — у него и копье, и лук, и сабля. И он должен знать, когда и чем орудовать. Всему этому научит нас конюший Ону, теперь мы хорошо его узнали и гордимся им. Другие ведь так нос задирают, что его и копьем не достать, а Ону Черный держится с нами как брат. Когда вечерами мы возвращаемся в свои жилища, то непременно находим бочонок вина, чтоб охладиться. Его милость Ону говорит: ежели мы, рэзеши, не будем пить вино, то кому же его и пить?

Знайте, говорит конюший, что слухи, которые доходят о турках и о султане Мехмете, верны. Я своими глазами видел, что орды султана двигаются сюда. Султан Мехмет отдал такой приказ Сулейман-беку: слушай, говорит Сулейман-бек, отправляйся в страну Молдову и покори ее. Сулейман-бек уселся на ковер, поджал под себя ноги, справа от него слуги положили ятаган и булаву, слева щит, лук и колчан. Повелел Сулейман-бек: пусть предстанут перед ним военачальники янычар. Пришли они. И сказал Сулейман-бек: пойдем и захватим Молдову. Военачальники поклонились и пошли к янычарам.

— Янычары, — сказали они, — пойдем воевать в Молдову!

И вот в то время, когда они готовились пойти на Молдову, подымается вдруг главный их мулла, который зовется имамом, и говорит:

— А слыхали вы о некоем Штефане-водэ?

— Не слыхали.

— А про воинов-наемников Штефана-водэ слыхали?

— Не слыхали.

— А про рэзешей Штефана-водэ слыхали?.

— Йок [71] , и о них не слыхали…

71

Йок — нет (турецк.).

— Ну тогда сначала отправляйтесь и узнайте их. Затем вернетесь ко мне и скажете, сможете ли вы побить их и захватить Молдавскую державу.

Эти слова нашего конюшего Ону значат для нас больше, чем стакан доброго вина».

В начале ноября погода целую неделю была изменчивой. Потом небо снова прояснилось, заблистало солнце. Ясное небо, легкий морозец, — куда как хорошо для пути!

Постельничий Штефан и конюший Ону Черный тронулись в Роман с двумя полками рэзешей для встречи папского и веницейских послов. Встреча состоялась в епископских палатах; впереди, торжественно облаченный, стоял преосвященный владыка Тарасий. А за Тарасием — постельничие Юга и Штефан. Штефан Мештер произнес приветствие от имени князя.

Когда послы услышали, что постельничий говорит на их родном языке, то премного обрадовались, повели речь с его милостью, стали выспрашивать, из какого он рода и где обучался. Узнав все, тотчас стали его друзьями, а лица их озарились радостью.

Веницейские послы — два высокопоставленных синьора, один пожилой, другой помоложе. Когда распахивались их плащи, то сверкали дорогие одежды. Посол папы — седобородый священник, одетый в темную сутану, как полагается доминиканцу.

Постельничий Штефан Мештер, знавший итальянцев, понял, что доминиканец отец Джеронимо, одетый скромнее всех, был самым мудрым и более других наделен властью.