Браво (ил. В.Высоцкого)
Шрифт:
Если мы теперь вернемся к роману, то в свете сказанного многое станет ясней в отношении автора к различным персонажам. В Венеции, которую изображает Купер, власть принадлежит денежной аристократии, капиталистам, и писатель относится с нескрываемым осуждением к правителям типа сенатора Градениго, которые превращают государственную власть в источник и средство своего личного благополучия. Но есть в романе другой аристократ, к которому Купер относится иначе, — Камилло Монфорте. Он для Купера представитель иной общественной среды. Это потомственный аристократ, представитель крупного землевладения, а Купер, как мы знаем, отличает таких людей от выскочек-наживал.
Изображение народа в романе также отражает взгляды Купера, охарактеризованные
Мы уже знаем, что, создавая роман “Браво”, Купер думал не только о прошлом, но и о современности, не только о Европе, но и об Америке. Его книга является осуждением олигархии капиталистов. Купер пророчески предвидел возможность утверждения в его стране власти банкиров и коммерсантов. Он стремился предупредить народ о том, чем это ему грозит, — созданием особого рода тирании, тирании, играющей в показную законность, делающей ложь и лицемерие первыми правилами политики, а полицейский произвол — ее главной основой.
Политический идеал Купера был своего рода патриархальной утопией. Он мечтал о том, чтобы власть в государстве осуществляли наиболее культурные люди, сознающие свою обязанность перед народом, а народ, со своей стороны, сознавал бы свои обязанности перед государством. Власть должна отвечать перед общественным мнением, и если во всех звеньях общества сверху донизу утвердится истинная мораль, то это “не позволит государству превратиться в изъеденный продажностью механизм” (глава XXVII). При этом особенная ответственность ложится на власть имущих: “ответственность, являющаяся сущностью свободного правления, более чего-либо иного заставляет так называемых слуг народа следовать призывам своей совести” (глава XXVII).
Благие пожелания, однако, не решают судьбы народов, которые определяются сложным сочетанием общественных и экономических причин. Надежды Купера на возможность усовершенствования американской буржуазной демократии ни в малой степени не осуществились. Старый, несколько наивный роман неожиданно оказался в XX веке животрепещуще современным. Конечно, Венеция XVII века по своему облику ничем не похожа на американские города-спруты XX века, но природа олигархической власти, в сущности, ничем не отличается, сколько бы ни прошло веков и в какой бы стране она ни проявилась.
"Браво” — произведение, полное протеста против деспотизма несправедливой власти. Среди других книг Купера эта более всего приближается к изображению трагического. Подлинной трагедией является судьба венецианского браво — честного человека, запятнанного бесчестием и запутавшегося в хитросплетениях политики и личных интересов. Купер-художник и Купер-мыслитель предстает в этом произведении во весь рост. Эта книга достойна стоять в одном ряду с лучшими творениями писателя.
E pane in piazza! 1
1
Правосудия во дворце, хлеба на площади! (итал.)
Глава 1
Венеция. Мост Вздохов. Я стоял:
Дворец налево и, тюрьма направо;
Из вод как будто некий маг воззвал
Громады зданий, вставших величаво.
С улыбкой умирающая Слава,
Паря на крыльях десяти веков,
Глядела вспять, где властная держава
С крылатым львом над мрамором столпов
Престол воздвигла свой на сотне островов
Солнце скрылось за вершинами Тирольских Альп, и над низким песчаным берегом Лидо уже взошла луна. В этот час людские толпы устремились по узким улочкам Венеции к площади Святого Марка — так вода, вырвавшись из тесных каналов, вливается в просторный волнующийся залив. Нарядные кавалеры и степенные горожане; солдаты Далмации и матросы с галер; знатные дамы и простолюдинки; ювелиры Риальто и купцы с Ближнего Востока; евреи, турки и христиане; путешественники и искатели приключений; господа и слуги; судейские и гондольеры — всех безудержно влекло к этому центру всеобщего веселья. Сосредоточенная деловитость на лицах одних и беззаботность других; размеренная поступь и завистливый взгляд; шутки и смех; пение уличной певицы и звуки флейты; кривляние шута и трагически хмурый взгляд импровизатора; нагромождение всяческих нелепостей и вымученная, грустная улыбка арфиста; выкрики продавцов воды, капюшоны монахов, султаны воинов; гул голосов, движение, суматоха — все это в сочетании с древней и причудливой архитектурой площади создавало незабываемую картину, пожалуй самую замечательную во всем христианском мире.
Расположенная на рубеже Западной и Восточной Европы и постоянно связанная с ними, Венеция отличалась большим смешением характеров и костюмов, чем какой-либо другой из многочисленных портов этого побережья. Особенность эту можно наблюдать и по сей день, несмотря на то что Венеция сейчас уже не та, что прежде, хотя в те времена, о которых мы рассказываем, столица на островах, не будучи уже великой повелительницей Средиземного и даже Адриатического морей, все же была еще богата и могущественна. Ее влияние еще сказывалось на политике всех стран цивилизованного мира, ее торговля, хотя и слабеющая, все же была еще в силах поддерживать благосостояние тех семей, родоначальники которых разбогатели в дни процветания Венеции. Но людей на островах охватывало все большее безучастие, безразличие к своему будущему, а это служит первым признаком упадка, морального или физического.
В названный нами час огромный прямоугольник площади быстро наполнялся, и уже шумели подгулявшие компании во всех кафе и казино, расположенных под портиками, которые с трех сторон окружали площадь. Под сверкающими аркадами, озаренными неровным, зыбким светом факелов, уже царило беспечное веселье; и только громада Дворца Дожей, древнейшая христианская церковь, триумфальные мачты Большой площади, гранитные колоннады Пьяцетты, головокружительная высота Кампаниллы и величавый ряд сооружений, называемых Прокурациями, казалось, дремали в мягком свете луны, бесстрастные и холодные.
Фасадом к площади, замыкая ее, возвышался неповторимый, освященный веками собор Святого Марка. Храм-трофей, он вознесся над архитектурой площади, точно памятник долголетию и мощи республики, прославляя доблесть и благочестие своих основателей. Мавританская архитектура, ряды красивых, но ничего не несущих, декоративных колонн, которые только отягощали фасад собора, низкие, азиатские купола, уже сотни лет венчавшие его стены, грубая, кричащая мозаика, а над всем этим безумным великолепием — кони, вывезенные из Коринфа, как бы стремящиеся оторваться от серой громады и прославить здесь, в Венеции, прекрасное греческое искусство, — все это в неясном освещении луны и факелов казалось таинственным и грустным, как олицетворенное напоминание о прошлом, о редчайших реликвиях древности и былых завоеваниях республики.