Бредень
Шрифт:
Он повернул сына на спину и сильно встряхнул, охваченный паникой:
– Джонатан! Проснись, Джонатан!
Голова Джонатана снова упала на грудь, а Эдвард, спотыкаясь, ринулся к двери, с рвущимся из горла криком: «Скорую»!»
Из спальни прибежала Фиона. Позади стояла Мораг, зажимая рот ладонью. Но это не помогло заглушить ее жуткий пронзительный визг.
Когда четыре часа спустя Эдвард открыл входную дверь, навстречу ему из кухни торопилась Эми, с мертвенно-бледным
Когда она спросила, как себя чувствует Джонатан, он пожалел, что не позвонил ей. Ведь все это время она здесь волновалась.
– Он все еще очень слаб, – ответил он. – Ему сделали промывание желудка, а сейчас проверяют на наличие повреждений печени. Это парацетамол, видите ли, – объяснял он голосом молодого врача, который с ним разговаривал.
– Боже мой, боже мой! Бедняжка!
Эми была вне себя от горя. Для него Эми всегда была уборщицей, которая могла покормить детей ужином, когда они с Фионой поздно возвращались, и вообще присмотреть за ними в случае чего.
Она плакала, комкая в руках насквозь промокшую бумажную салфетку.
– Ну что вы, что вы, – глупо пробормотал он.
Эми была с ними с тех пор, как родился Джонатан. Фиона время от времени приглашала какую-нибудь няньку, когда отправлялась играть в бридж, в теннисный клуб, в спортзал, но от этого не было проку. Дети все равно торчали на кухне, у Эми. Эми заботилась о них, всегда была им рада. Она, осенило Эдварда, была им матерью.
– Давайте, Эми, – он неловко положил руку ей на плечо, – приготовьте нам по чашечке чаю.
Она встала, обрадовавшись возможности заняться делом.
– Да, да, конечно, мистер Стюарт. Я думаю, вы проголодались. Я держу для вас отличный кусок говядины.
Эдвард пошел за ней на кухню. Ему почему-то не хотелось одному сидеть в гостиной.
– Вы садитесь, мистер Стюарт. Сейчас я налью вам чаю.
Эдвард кивнул и сел на стул у плиты, а Эми захлопотала, проверяя мясо в духовке и ставя чайник на подогретое блюдо. Пришел Лобби и лизнул ему руку. Эдвард вдруг едва не расплакался. Такого с ним еще не бывало.
Эми поставила для него прибор и усадила его к столу. За едой он рассказал ей, что Фиона осталась в больнице, а Мораг с приятелем пошли куда-то перекусить.
– Ах, я совсем забыла. Звонил мистер Урхарт, – сказала Эми с виноватым видом.
– А вы?
Она покачала головой.
Эдвард кивнул в знак благодарности:
– Я позвоню ему, как только решу, как мы все это представим.
– И еще какой-то мистер Коннелли из «Ньюс».
Эдвард собрался с духом:
– Ладно. Я поем и позвоню ему.
После еды он почувствовал себя лучше. Отодвинув тарелку и чашку, он сказал:
– Пойду займусь делами.
Эми, кивнув, взяла его тарелку.
Гостиная
Эдвард с тоской вспомнил вчерашний день. Вчера жизнь была прекрасна. Он проигрывал в воображении прошлый вечер, но на этот раз Джонатан был с ним, болтал с гостями, приятный, внимательный молодой человек. Он увидел себя нежно обнимающим сына за плечи.
Сидя в больничном коридоре, пока Джонатану делали промывание желудка, он был зол как сто чертей. И что это взбрело мальчишке в голову?
Самоубийство.
Врач устроил форменный допрос с пристрастием. Этот юнец допрашивал его. Что принимал Джонатан? Выпивал ли он? Употреблял ли наркотики? Когда это случилось? Был ли он чем-нибудь расстроен?
Какие глупые вопросы. Они не имеют отношения к их жизни. Мой сын мне чужой, вдруг подумал Эдвард, агрессивный, несносный, грязный чужак, который просто занимает одну из верхних комнат в моем доме. Будь он жильцом, я бы вышвырнул его на улицу.
О пустой бутылке водки и о пачке парацетамола врач узнал от Фионы. Она же рассказала ему, что у Джонатана были проблемы с учебой и это его угнетало, но что в последнее время мальчик повеселел.
Затишье перед бурей.
– А что его друзья? – спросил врач.
– Какие друзья? – сказала Мораг. – Джонатан дружит только со своим компьютером.
Эдвард налил себе виски и зашагал по комнате. Попытка самоубийства – это звучит ужасно. Он не допустит, чтобы эти слова произносились вслух. Он расскажет Урхарту, и дальше дело не пойдет. Его сердце сжалось при мысли, что о происшествии может узнать сэр Джеймс.
Уныние сменилось гневом. Он негодовал на тех, чьи дурацкие фокусы рушат его планы. Джонатан не имел ни малейшего понятия о том, что творил.
Но все должно быть хорошо. Все будет хорошо.
Эдвард поднялся наверх в спальню Джонатана. Окна были открыты, Эми навела тут порядок. Она сменила постельное белье и унесла пустые бутылки. Запах затхлости, раздражавший его ранее, выветрился. Эдвард стал ходить по комнате, брать вещи, открывать ящики, стараясь понять, о чем думал его сын, сколь безумными ни оказались бы его мысли.
Компьютер оставили включенным. Эдвард слышал, как он гудит. Но монитор не горел. Эдвард решил поближе рассмотреть самое ценное из сокровищ сына.
Его единственный друг, как сказала Мораг.
Экран зажегся, показывая кучу значков. Эдвард стал щелкать значки мышкой. Открылись записи по физике, подготовка к экзамену. Эдвард просматривал документ с чувством удовлетворения, пока не наткнулся посередине на строчку, изобилующую восклицательными знаками:
Проклятая школа! Проклятая физика! Проклятый Кембридж!