Бредень
Шрифт:
Рона оставила микроскоп и подошла к полке, где Крисси разложила фотографии с места преступления, напоминавшие скатерть причудливой расцветки. Взяв одну, она стала ее рассматривать. Это был крупный план рубца на шее. В объектив также попали правая щека и глаз. Ресницы выглядели неправдоподобно длинными и изогнутыми – золотистая бахрома, обрамляющая мертвые глаза.
Сержант сказал, что мальчик похож на нее, словно родной брат. А может быть, сын? Рона выбрала снимки лица и положила их в ряд, чтобы изучить досконально, стараясь не обращать внимания на неестественную позу, пятна на коже и пустые глаза. Мог ли ее сын походить на мальчика с фотографии? Он должен быть того же возраста. У него наверняка
Телефонный звонок разрушил в ее воображении улыбающееся лицо сына. Оно рассыпалось на куски и потом собралось, но это было уже другое лицо – то, что криво уткнулось в грязную подушку, с прилипшими ко лбу мокрыми волосами и вытаращенными застывшими голубыми глазами.
– Рона. Это ты?
Это звонил Шон. Она услышала его вопросы и свои машинальные ответы. Да, все в порядке. Да, она пойдет вечером в клуб, если он действительно этого хочет.
Все, что угодно, только не одиночество, чтобы не думать.
– Ты точно в порядке?
– Да, конечно. Извини, Шон, мне нужно идти.
– Я заеду за тобой в пять часов. Мы где-нибудь поужинаем.
– Нет, я не могу. То есть я не знаю, когда освобожусь, – соврала она. – У нас работать некому.
Услышав в его голосе нотки разочарования, она тотчас устыдилась, но сразу же мысленно упрекнула себя за это.
– Тогда увидимся позже, – сказал Шон.
Вот в чем проблема, думала она, проблема с Шоном. Она ничем с ним не делится. Ничем серьезным. Ни своими мыслями, ни чувствами. Ну да, он и сам все знает. На самом деле он хорошо ее знает. Он чувствует ее настроение. Да, у Шона на это нюх. Он за версту чует, в каком она расположении духа, и сам мгновенно подстраивается. Он всегда найдет, как рассмешить ее, если она сердита или грустна. В отличие от нее Шон всегда в настроении. В своем единственном настроении.
Надо было позволить ему заехать за ней в пять. Она взглянула на часы. Нет. Не так скоро. Она пока не готова видеть его. Она вообще кого бы то ни было не готова видеть. Она не могла сейчас думать о Шоне. Слишком много работы. За работой у нее не оставалось времени думать о чем-либо кроме микроскопических частиц. Частиц жизни других людей, их ошибок, преступлений.
Крисси так и не вернулась. В четыре часа она позвонила, чтобы извиниться и попросить разрешения прийти завтра попозже.
– Я знаю, что не вовремя, я бы не стала, но…
Очевидно, дома было снова неладно. С тех пор как уехал Патрик, Крисси несла материальное и моральное бремя заботы о семье. Если отец будет стоять на своем, то Патрик больше не вернется, не придет даже навестить их. И поскольку Крисси знала, что это разобьет сердце матери, то она постоянно была занята тем, что усмиряла домашние бури.
– Ладно уж. Теперь моя очередь работать. До завтра.
Крисси промычала «спасибо большое» и повесила трубку.
Рона просидела за работой до семи и, наведя порядок в лаборатории, пошла домой. Вечер был дождливый и ветреный. Она поспешила в сторону галереи, надеясь поймать такси у Кельвин-холла. Ее ноги через несколько минут промокли до колен, а ветер швырял ей в лицо тяжелые дождевые капли, срывавшиеся со спиц зонта. На стоянке было единственное такси, к которому она и бросилась через дорогу, лавируя в потоке транспорта. Автобус, бешено работающий дворниками, едва успел затормозить, когда она метнулась наперерез. Игра со смертью оказалась напрасной. Когда она добралась до противоположной стороны, такси уже заняли и ей оставалось только громко выругаться ему вслед.
Вдруг
– Подвезти? – предложили из открывшейся двери.
Рона заглянула в салон. Водитель и пассажир на заднем сиденье улыбались. Краска начала заливать ее шею.
– Извините. Я просто очень спешу домой.
Пассажир улыбнулся еще шире:
– Если вы не против разделить со мной такси, мы можем заплатить водителю двойную таксу.
– Спасибо.
Он придерживал дверь, пока она усаживалась. Она пристроила между ним и собой свой мокрый зонтик, но когда увидела, что вода с зонта течет ему на брюки, то, смутившись, зонт убрала. Теперь они сидели совсем рядом. Она чувствовала его запах. От него пахло мокрой шерстью и лосьоном после бритья.
– Вам куда? – спросил он.
– Атолл-Кресент.
Он наклонился и заговорил с водителем, которого эта ситуация явно забавляла. Пока никто не видел, Рона украдкой вытерла нос рукавом.
– Сначала мы завезем вас, – сказал попутчик. Она кивнула.
Когда такси остановилось перед светофором, ей представилась возможность получше рассмотреть своего спасителя. Высокий. Очень длинноногий, – отметила она. Светлые волосы потемнели от дождя. Почувствовав на себе ее взгляд, он с улыбкой обернулся.
– Дорогу залило, – сообщил водитель, – столько воды, что и водостоки уже через край.
– Типично шотландское лето, – заметил пассажир.
Дождь хлестал по викторианским камням университетского фасада. Над Философской башней небо раскроила молния.
– Прямо какой-то замок с призраками, – задумчиво произнес спаситель, проследив за ее взглядом.
– А я там работаю.
– Ох, извините.
Рона покачала головой:
– Иногда это и вправду напоминает замок с призраками.
Он искоса взглянул на нее, как будто собирался спросить, чем же она там занимается, но потом, видимо, передумал, и она объяснила сама. Ей понравилось, что он не стал острить по этому поводу.
– Вы сотрудничаете с полицией?
Она кивнула.
– Забавно. Я тоже. Хотя в несколько иной области. Я программист.
Когда такси наконец остановилось у ее дома, ей не хотелось выходить. Разговаривая с этим незнакомцем об интересных и исключительно приятных моментах своей жизни, она чувствовала себя легко и непринужденно.
– Ну вот мы и приехали, – сказал он и потянулся открыть ей дверь.
Она вышла и полезла в сумку в поисках кошелька.
– Нет. Позвольте мне. Мне все равно было по пути.
Их взгляды встретились.
– До свидания, – сказал он.
– До свидания.
Позади хлопнула дверца. Она не стала раскрывать зонт, и пока дошла до подъезда, ее волосы вымокли. Пришлось снова рыться в сумке, чтобы вытащить ключ. Но не успела она вставить ключ в замок, как дверь зажужжала и щелкнула, открываясь.
– Я увидел тебя в окно, – раздался из домофона голос Шона.
Рона толкнула дверь и вошла.
6
Это звучало настолько неправдоподобно, что сначала слова никак не укладывались у него в голове. Женщина, казалось, говорила искренне, но Билл Уилсон имел большой опыт общения с социальными работниками и не любил их в принципе. Нет, у него не было к ним никаких личных счетов. Просто надоело слышать, как они оправдывают всех подряд – сделавших что-то либо, наоборот, не сделавших того-то и того-то, словно люди больше не отвечали за свои собственные поступки. Вина за преступления возлагалась на трудное детство преступников. Биллу казалось, что это просто чушь собачья. Когда он был маленьким, у всех детей было трудное детство, в том смысле, что все были бедны. На их улице деньги были вообще редчайшей вещью, однако тяжелый труд и крепкие пинки не делали из людей воров, как уверяла эта женщина.