Бредовый сон
Шрифт:
Наконец-то с утолив голод как обычный, так и споровой, я вышел из квартиры и отправился в сторону дома, бывшего так похожим на мой родной. Хотелось увидеть его напоследок и что-то для себя решить окончательно.
Снаружи было также пусто и тихо. Я шел как на казнь, внутри что-то этому сопротивлялось. Казалось что всё окружающее, такое знакомое и одновременно такое чужое, смотрело на меня с немым укором. Почему так? Самому было неясно. Так отражались мои мысли, внутри что-то отмирало.
По дому погулял ветер, разнес по кухне салфетки и содержимое пепельницы, скинул фотографию оставленную мною на
Этого мне хватило, чтобы встать и пойти прочь уже окончательно и нисколько не сомневаясь. Ключи так и остались в кармане со вчерашнего дня. Закрыв дом я выкинул их во двор и ушел больше не оборачиваясь. Предстояло переосмыслить произошедшее в эти два дня, но это потом. Меня ждала куча насущных дел.
Альбом так и остался лежать открытым на кухне. Рядом с ним осталась фотография на обратной стороне которой было написано почерком неотличимым от моего: Анечке год и семь месяцев.
Глава 16
Часть пути которую можно было преодолеть на транспорте закончилась. Тут мне пришлось расстаться с внедорожником, на котором я проехал предыдущую сотню километров. Асфальтированная дорога состыковалась со звериной тропой уходившей в горы.
В Улье невозможно проложить какую-либо дорогу. Постоянные перезагрузки сведут на нет все усилия. Дороги Улей создает сам причудливо стыкуя кластеры. Дальнейшая тропа вела меня через горы в соседний регион. И это была единственная нормальная дорога туда. Все остальные тропы упирались или в глухие скалы или по пути были дикие перепады высот, порой до километра. Часто при перезагрузках происходили обвалы. Кое-где тропы были наглухо перекрыты чернотой, что делало горный массив разделяющий регионы практически непроходимым. Да и пеший перевал на Западе не был особо используемой дорогой.
Торопиться было некуда, и я поймал себя на том, что радуюсь этому. Впереди меня ожидали километры пути, на котором почти не будет зараженных. Пусть и не лишенных своих опасностей.
Огнестрельное оружие, за исключением пистолета, в разобранном виде отправилось на дно рюкзака. К автомату почти не осталось патронов, а пользоваться Барретом там, где от громких звуков могут сойти лавины или посыпаться камни, равносильно самоубийству. Горы стрельбы не любят. Так что дальше мне предстояло двигаться с арбалетом наперевес. К поясу прицепил клюв и дополнительный нож.
Рюкзак с кучей всего необходимого для подобного перехода весил почти сотню килограмм. Но без всего того, что обычно распределяется между группой людей, дорога могла стать непреодолимой.
Идти сперва было тяжеловато, но вскоре я привык. Только
Воздух становился прохладнее и наполнялся непривычным для меня шумом ветра, игравшегося с кронами деревьев, свистящего в расщелинах. Посреди степей или лесов он звучал совершенно иначе. Я всегда слышал ветер, но в основном пытался уловить в нём признаки приближающейся опасности. Уже много лет не мог позволить себе просто его послушать. Насладиться неповторимыми сочетаниями звуков.
Никогда бы не подумал, что так можно ощущать себя в Улье. Тем более в месте находящемся где-то посреди самого Пекла. Но происходившее не было плодом фантазии, я спокойно брел по тропе, смотрел по сторонам, мог полюбоваться природой и никуда не спешить.
Так, не спеша, я брел почти до самых сумерек, не отказывая себе в привалах по пути. Как только ощущал первые признаки усталости или просто видел место, где хотелось задержаться — я останавливался и переводил дух. Во время очередной остановки залюбовался полянкой и понял, что не хочу идти дальше. Близость ручья стала ещё одним аргументом в пользу того, чтобы остаться на ночевку именно там.
До заката оставалась пара часов, когда я установил палатку и разжег костер. Зараженных не ощущалось в радиусе нескольких километров, можно было позволить приготовить что-нибудь на огне. А заодно вспомнить что это такое — находиться вдали от людей и не опасаться. Перестать жить в режиме постоянного поиска возможной опасности. Пусть и не до конца. Всё равно, я периодически прощупывал окружающую местность и не переставал следить за ощущениями. Но с каждой минутой тревога затихала. Я перестал принюхиваться к ветру. Все наработанные привычки оказались временно не нужны.
Не считая того времени, которое я затратил на приготовление и поглощение ужина, я просто сидел и смотрел по сторонам и на небо. Слушал и наблюдал природу. Ощущал её. Как будто заново знакомился и пытался найти что-то, чего мне так давно не хватало. Что-то необъяснимое словами, выходящее за привычные рамки, но так нужное. Вся моя суть, замерев, прислушивалась к миру, который люди обозвали Ульем. И услышала, ощутила что-то огромное и на первый взгляд непостижимое. Легкий отголосок безбрежности окружающего был для меня чем-то вроде вспышки сверхновой.
Внешне не произошло ничего. Чуйка говорила мне, что все шло правильно. А вот сознанием я не мог понять абсолютно ничего. Поток непонятных ощущений накрывал меня постоянно усиливающимися волнами. Это буйство длилось несколько часов. А у меня даже мысли при этом не возникло как-то пытаться это успокоить. Всё прошло само собой и я смог почти привычным взглядом посмотреть на мир. Сильно захотелось есть и спать.
Но уснуть не удалось, так же как и впасть в привычное подобие транса. Тело расслабилось, но происходящее ощущать я не перестал. Мышление тоже не думало отключаться. В таком состоянии я пролежал, размышляя о том, о сем, пока мне это не надоело. А когда мне это надоело, я открыл глаза и почувствовал себя превосходно отдохнувшим. Сквозь ткань палатки пробивались первые солнечные лучи, с того момента, как я лёг прошло не больше четырех часов.