Брэкстен
Шрифт:
— Я не могу позволить тебе этого. Я буду спать на диване.
— Нет. Тебе нужно поправляться.
— Я могу спать где угодно.
— Как и я, — звучит твердо и окончательно.
— Это неправильно, Брэкстен, — мягко возражаю я. — Это твой дом.
— А теперь он еще и твой.
Его слова ударяют в самое сердце, знача больше, чем он может понять. Они вторгаются в мою потерянную душу, внезапно давая место, которому я могу принадлежать.
— Алиса, я спал в гораздо худших местах, чем диван. Поверь мне, со мной все будет в порядке.
Это
— Давай, переоденься. — Он кивает в сторону платья. — Я пойду принесу тебе стакан воды, чтобы ты могла принять лекарство.
— Спасибо.
Кивнув напоследок, он выходит, закрыв за собой дверь.
Я оглядываю пустую комнату, осматривая принадлежащие Брэкстену вещи, меня все больше интригует мужчина, спасший мне жизнь.
Подойдя к комоду, беру фотографию в рамке, на которой он с братьями и отцом, каждый держит длинное ружье, по лицам размазана черная краска. Несмотря на смертоносные орудия в руках, их любовь друг к другу и улыбки освещают фото, причем у отца Брэкстена она самая широкая.
Не в первый раз я замечаю разницу в цвете их кожи. У всех братьев относительно одинаковый теплый тон, но, несмотря на это, они тоже не похожи друг на друга. Это заставляет меня задуматься, что свело этих мужчин вместе и сделало их семьей?
Отложив фотографию, поворачиваюсь к платью на кровати и пытаюсь поторопиться, пока Брэкстен не вернулся. К сожалению, раздеться оказывается довольно непросто. Каждое движение медленное и болезненное, с каждым поворотом ноющее тело кричит в знак протеста.
Проходят долгие минуты, прежде чем я, наконец, могу надеть платье, но это оказывается еще более трудной задачей. Мне удается просунуть только одну руку, прежде чем она застревает и запутывается. Вздох раздражения срывается с моих губ, а кожа чуть блестит от пота из-за напряжения.
Дверь распахивается, заставляя меня вздрогнуть.
— Эй, я принес... — Брэкстен останавливается на полушаге, предложение остается незаконченным, когда он видит меня в центре своей спальни полуодетой.
Я спешу прикрыть верхнюю половину тела. К сожалению, мучающий меня стыд не так-то легко скрыть.
— Прости. Я думал, ты уже закончила, — говорит он, но не утруждает себя тем, чтобы отвести взгляд.
— Все в порядке, — бормочу я, опустив глаза.
— В порядке?
Я качаю головой, не в силах солгать.
— Что такое, Алиса? — командный голос заставляет меня ответить.
— Мне все еще очень трудно одеваться самой. — Унижение угрожает поглотить меня на месте.
— Почему ты ничего не сказала?
Я пожимаю плечами, затем снова смотрю в пол, не желая признавать, как неловко находиться в такой зависимости. Я устала чувствовать себя беспомощной.
Спустя несколько мгновений чувствую его приближение. Он ставит стакан на комод, затем подходит ко мне и встает позади, его пальцы скользят по коже моего плеча.
Ощущения от нежных прикосновений влияют на чувства самым прекрасным образом,
— Здесь есть молния, — бормочет он.
Смущение терзает сильнее.
Как, черт возьми, я пропустила молнию?
Он изо всех сил пытается распутать беспорядок, в котором я оказалась.
— Слушай, я должен снять платье. Как только расстегну молнию, ты сможешь его надеть.
Я колеблюсь, боясь, что он увидит, что скрывается под одеждой, увидит меня в самом худшем виде. Потом вспоминаю, какой он меня нашел, и понимаю, что он уже все видел.
— Я не буду смотреть, — обещает он, чувствуя мою внутреннюю борьбу.
Собравшись с духом, отнимаю руки со своей обнаженной груди. Ткань покидает тело, как горячая ласка, прохладный воздух шепчет над моими сосками, вызывая огненные ощущения, которые извергаются подобно вулкану. Добавьте это к мужчине позади меня, его теплому дыханию на моей коже, мужскому запаху, вторгающемуся в мои чувства, и все это становится ошеломляющим.
Как ожог, так и прохлада.
Одновременно пугает и волнует.
Эти ощущения лишь усиливаются, когда Брэкстен опускается позади меня. Проходят долгие секунды, пока он остается там, скорчившись, не двигаясь, не дыша. Даже не издавая ни единого звука.
Я стою, оцепенев, и гадаю, почему так долго.
— Брэкстен? — его имя срывается с моих губ вопросом.
— Я солгал, — бормочет он.
Меня охватывает замешательство. Пока его пальцы не касаются моей поясницы, чуть выше ягодиц, прямо над тем местом, где, я знаю, глубокие, уродливые, белые шрамы пересекают мою кожу крест-накрест. Сама я на них не смотрела, не в силах вынести вида новых ран, но я их чувствовала. Зная, что именно здесь сосредоточено его внимание, во мне вновь вспыхивает стыд.
Прикусываю губу, чтобы сдержать эмоции, и делаю все возможное, чтобы объяснить то немногое, что я о них знаю.
— Мне сказали, что это старые раны.
Он ничего не говорит в ответ, но ему и не нужно. В следующую секунду чувствую, как губы самым нежным образом касаются поруганной кожи, запечатлевая поцелуй, исцеляющий не только раны на моей плоти, но и боль, похороненную в моей душе.
У меня перехватывает дыхание, от шока я не могу двигаться. Искренний поступок оставляет на моей спине такие же глубокие отметины, как и те шрамы, но последствия другие. Совершенно разные. Они меняют жизнь, говоря гораздо больше, чем могли бы сказать слова, глубоко проникая в мое израненное сердце.
Я сбита с толку, но тут, наконец, раздается звук расстегивающейся молнии.
— Отойди. — Его голос грубее, чем несколько секунд назад.
Как только я подчиняюсь, он встает, натягивает материал на место и легко накидывает бретельки мне на плечи, прежде чем застегнуть молнию.
Я стою неподвижно, не в силах пошевелиться. Не в состоянии дышать.
Он меня обходит, вставая лицом ко мне, затем натягивает на меня кофточку, прикрывая то, что я бы хотела, чтобы никто никогда не увидел, особенно он.