Бремя империи
Шрифт:
– Вон там место есть, паркуйся…
Кьюсак вел машину на автомате, перед глазами стояла только одна картина – черный проем двери, куда только что вошли его друзья, – и вспышки выстрелов в темноте, раскалывающий грохот автоматной очереди…
– Осторожнее…
Фургон втиснулся между двумя легковушками, мотор глухо забормотал на холостых…
– Ты что видел? – в упор спросил Монтгомери. Вопрос был вполне обоснованный – сам капрал Монтгомери находился в более неудобной позиции, с которой подъезд просматривался намного хуже…
– Черт… Этот русский… Он как-то дошел до подъезда, шатаясь – но дошел. Пит и Том шли за ним, Пит остановился – но потом снова пошел. Они вошли в подъезд – и почти сразу автомат заработал. Я схватил винтовку, выстрелил несколько
– А вот как! – холодный тон капрала Дамиана Монтгомери заставил Кьюсака поднять глаза – и он увидел направленный на него пистолет с коротким глушителем…
– Дама… – изумленно выдавил он, – ты что, Дама…
Пистолет плюнул огнем. Потом еще раз и еще…
Капрал Дамиан Монтгомери выждал несколько секунд, потом приложил два пальца к шее своего старого сослуживца, которого он только что убил, пытаясь нащупать пульс. Пульса не было. На всякий случай Монтгомери приблизил пистолет к курчавым черным волосам лейтенанта, прикрылся ладонью, чтобы на нее не попали брызги, нажал на спуск еще два раза. Что-то горячее, липкое противно шлепнулось об ладонь. Теперь точно все…
– Прости, лейт, – спокойным тоном сказал Монтгомери, будто прощаясь со своими друзьями. – Но лучше выплывет один, чем потонут все…
Именно капрал Дамиан Монтгомери ослабил дозу снотворного в дротике вдвое, чтобы русский почувствовал себя плохо – но не вырубился окончательно и был способен защищаться. За это он уже получил сто тысяч фунтов стерлингов – вполне достаточная сумма для того, чтобы предать трех старых друзей и сослуживцев, – и сейчас намеревался получить еще столько же. В благородство британской разведки, заплатившей ему, он почему-то верил…
Капрал бросил пистолет на пол, затем перегнулся назад, достал свою сумку. Активировал механизм взрывного устройства, которое скорее было не взрывным, а зажигательным, наполненным одной из производных напалма, установил часовую задержку. Хлопнул по карману, чтобы еще раз убедиться в наличии там документов – паспорта на имя подданного Священной римской империи Хайнца Штуке и билета на рейс авиакомпании «Люфтганза», вылетающий через час из Бейрута в Триполи. По-немецки он разговаривал свободно и вполне мог сойти за немца. Как раз в тот момент, когда самолет оторвется от земли, устройство сработает – его мощности вполне хватало, чтобы устроить в подземном гараже маленький ад и раз и навсегда уничтожить возможные улики. Полиция, конечно, до чего-то докопается, есть же эксперты, лаборатории, следствие – но на это потребуется несколько дней, а тогда будет уже поздно…
Ignis sanat…
Это если он не опоздает на самолет. А если опоздает… то сорвется пересадка и в Триполи. Поэтому – надо поспешить…
А, еще одно…
Капрал достал из кармана телефон, набрал номер, который помнил по памяти. Дождался, пока на той стороне ответит автоответчик…
– Все в норме… – коротко сказал он. На той стороне стоял голосовой анализатор, и поэтому представляться смысла не было, машина сама опознает звонившего…
Вот теперь – точно все.
Капрал бросил телефон, с которого он позвонил только один раз, на пол, рядом с пистолетом. Спокойно вытер испачканную кровью руку об сиденье. Вышел из машины, захлопнул дверь и заторопился на выход. Надо было успеть поймать такси – не дай Бог на дороге до аэропорта будут пробки…
Жить капралу Монтгомери оставалось всего несколько часов. Британская разведка умела зачищать следы – да и платить еще сто тысяч фунтов стерлингов предателю смысла не было…
Бейрут, гостиница Бристоль
28 июня 1992 года
Еще вчера Сноу начали мучить плохие предчувствия. В последнее время что-то шло не так – он не мог понять что, но что-то было не так. И в личной жизни, и в работе. И в
Если раньше то, что он делил Мадлен с Воронцовым, придавало свиданиям некую пикантность, остроту ощущений – то теперь, когда Сноу знал, чем занимается Воронцов, чувства были совсем другие. Британец был жизнелюбом, гурманом, повесой, при всем при том законченным подонком – но он не был хищником. Он был силен телом – но слаб духом, в нем не было стального стержня, того, что отличает мужчину от «мужчины». А Воронцов был именно хищником, настоящим волком – и каждый раз подходя к квартире Мадлен, Сноу мрачно размышлял. Возможно, Мадлен сдала его русским, а может, и еще хуже – Воронцову лично. Возможно, он откроет сегодня дверь – а за ней его уже ждут контрразведчики. Возможно, его там ждет русский – с оружием в руках. Не исключено, что сегодня ему суждено пропасть без вести – и никто, даже британская разведка не будет его в таком случае искать…
От всего этого Сноу начал выпивать. Пока только выпивать, не пить – но количество алкоголя, которое он ежедневно употреблял, уже вдвое превышало его обычную норму и продолжало расти. К работе он приступал с гудящей, чугунной головой и начал допускать небрежности в работе, а это, как известно, – первый шаг к провалу.
Сегодня Сноу почему-то показалось, что, если он придет к себе домой, там его немедленно арестуют. Возможно, потому, что в городе присутствовало отделение «А» британской САС, он передал им данные на человека, которого нужно похитить и доставить для допроса и, возможно, последующей ликвидации в укромное место. Похищение человека каралось пятнадцатью годами каторжных работ, похищение офицера в целях шпионажа – смертной казнью: Сноу хорошо знал Уголовное уложение Российской империи. Поэтому дома он решил – на всякий случай – не ночевать. Вместо этого закатился в один из самых шикарных отелей Бейрута – гостиницу «Бристоль», что располагалась на улице Верден. Там он снял номер на одну ночь, вечером пошел в работавшее до глубокой ночи при отеле кабаре – а дальнейшее уже было делом техники. Настроение было прескверным, ухаживать за дамами не хотелось – пришлось наскоро договариваться с девушками из кабаре. Благосклонность двух дам из подтанцовки на всю ночь – брюнетки и блондинки – обеспечили две сторублевые бумажки. Еще двадцать пять целковых – за шампанское и икру в номер.
Утро выдалось тяжелым – в последнее время все утренние часы были тяжелыми, но сегодняшнее не шло ни в какое сравнение с теми, что были до этого.
Настоящее мучение… В голове словно бьет колокол – у русских на церквях были колокола, часто звонившие, – вот именно такой большой колокол и звонил в голове. Каждый удар языка по бронзовому боку отзывался яркой вспышкой боли в висках. Горло пересохло настолько, что больно было даже дышать…
Держась обеими руками за гудящую голову, Сноу пошевелился на кровати – затем с трудом, покачиваясь, принял положение сидя. О том, чтобы встать на ноги, можно было пока забыть. Сначала ему показалось, что он у Мадлен. Он огляделся по сторонам – и только тогда кое-какие воспоминания прошлого дня начали медленно всплывать из глубин сознания. Лучше бы не всплывали – от этих воспоминаний Сноу начало мутить…