Бремя колокольчиков
Шрифт:
– Отец настоятель! У меня язва обострилась... Я хотел отпроситься с поздней завтра - к врачу сходить. Раз уж и Святейшего не будет, да и протодьякон наш всё знает и умеет, и другие дьякона, наверное, будут...
– решил использовать момент молоденький дьякон Аркадий.
– Не знаю, возьмёт ли Владыка протодьякона своего... Да и не положено дьяконам на престольный праздник гулять! Даже и по врачам. Так что и не думай! И что вы все такие хилые пошли?
Увидев вошедшего в алтарь перед всенощной иеромонаха, отец Глеб вздрогнул. Мороз пробежал по коже. Это был тот самый
– Добрый вечер, отцы! Я иеромонах Афанасий!
– Проходите, отче, рады вас видеть! Вы же первый раз у нас?
– выказал гостеприимство настоятель, - Вот, знакомьтесь: протоиерей Вячеслав, иерей Сергий, иерей Глеб, протодьякон Николай, дьякон Аркадий. Ну, а меня вы знаете, как зовут: протоиерей Константин!
– Митрофорный протоиерей, много замечательного слышал о вас и вашем приходе, - отозвался гость лобызаясь с настоятелем.
Потом он учтиво подошёл лобызаться к каждому из отцов. Отец Глеб старался в глаза ему не смотреть, но всё равно поймал на себе взгляд иеромонаха. Сомнений не было: отец Афанасий узнал его.
После литии134, на кафизмах, отцы пошли запивать к жертвеннику. На престольный праздник настоятель не поскупился и выставил хорошего кагора без ограничений. Гость вёл себя дружелюбно, настоятель отошёл, и у жертвенника как-то само собой завязался разговор на вольные, но и не редкие для алтаря темы.
– Отцы, у нас-то ещё ничего, милостью Божией, а посмотрите, что на Западе творится! Все эти антиглобалисты с ума посходили! Все чего-то хотят,
134 Лития (от греч. Лпц, усердная молитва) - в Православном богослужении часть всенощного бдения, следующая за ектенией.
IOI
куда-то ходят! Нет, чтоб примус потихоньку починять. Вон, гей-парады, понимать, и прочая ерунда! Я б поубивав у сих!
– возмущался запивающий третьим ковшиком отец Вячеслав.
– Не, отче, антиглобалисты - они в чём-то и правы. И не так там всё просто. А геи? Они ж - безвредные, а часто и добродушные, что уж их бить-то?
– вставил своё слово отец Глеб
– Отцы! Прошу к престолу, на полиелей[125] [126] [127] пора выходить, - воззвал настоятель.
Оборачиваясь, Отец Глеб увидел, что иеромонах внимательно следит за
ним...
– Так, подтянулись, отцы! Отец Вячеслав - ты чо трясёшься! Опять перебрал вчера?! Вот ведь некого больше с крестом поставить, - шипел настоятель, стараясь, чтобы стоящим рядом прихожанам не было особо слышно, когда на следующий день, как положено, при входе в храм все встречали архиеерея, - А ты, Глеб, поправь облаченье! Стоишь, как чмо! Эх, надо было тебя на исповедь послать, а Сергия служить! И чо я не сообразил?!... Так, всё! Идёт!
Архиерейская служба шла спокойно. Епископ был добродушен, всё время мягко перешучивался
Пока шла служба, Владыка всё косился на молодого алтарника, паренька лет восемнадцати, и, когда один из приглашённых священников читал проповедь , подозвал его к себе.
– Чем занимаетесь, молодой человек?
– Учусь в богословском на историческом факультете.
– В Тихоновском , наверное? Историей, стало быть увлекаетесь? Ну что ж, похвально! А дальше кем собираетесь стать?
– Пока ещё не решил...
– Что ж, надо определяться как-то уже... А девушка есть? Жениться собираетесь?
– Нет пока...
– И правильно! Не надо с этим торопиться... Вы ко мне загляните - я постараюсь найти вам послушание. Ну, и по истории у меня литературы много... Я вам телефончик оставлю секретаря, отца Афанасия. Он батюшка добрый - через него надёжно, - сказал епископ поглаживая плечи потупившегося студента.
Глеб с Вячеславом переглянулись и тоже опустили взгляд...
– Отче, помоги потребить - совсем загибаюсь, - подошёл к Глебу в конце службы бледный дьякон Аркадий.
– Ладно, живи - одну чашу потреблю.
– Спасибо! Я-то с настоятелем уже договорился. А другую - Николай потребит, как обычно.
– Так, отцы! Все выходим на многолетие и поздравление!
– скомандовал настоятель после возгласа, - Глеб! Можешь остаться в алтаре - потреблять.
Глеб остался в алтаре один, даже алтарники вышли. Из открытых царских врат доносился пафосно-величавый голос архиерея:
– ...и, вот, дорогие мои! Господь выделил нашу Русскую землю, среди других! Сама Матерь Божия возлюбила её! Сколько подвижников, угодников Божиих взрастила наша матушка Святая Русь! И мы должны стараться хранить в себе этот благодатный огонь, переданный нашими предками, нам, недостойным! Не поддаваться на соблазны, которые в обилии льются на нас от народов, забывших свою веру, свои христианские корни, уклонившихся от истины и впадших во многие скверные грехи, и теперь навязывающих нашей Святой Руси свои заблуждения и скверны. Пропаганда насилия, разврата во всех самых мерзких его формах, о коих и говорить нормальному человеку стыдно, мы знаем, откуда к нам идёт...
Отец Глеб продолжал потреблять чашу у жертвенника и неожиданно ощутил сзади чьё-то дыхание...
– Я тогда ещё понял, что ты из наших и для вида на меня гневаешься, ну что ты? Всё хорошо будет, дорогой, - шептан сзади Афанасий, запуская руку отцу Глебу под фелонь .
В руках у Глеба была чаша с причастием. Он аккуратно поставил её и сильно ударил локтем назад. Попал под рёбра. Обернулся. Афанасий держался за бок и с недоумением смотрел на него.
– Боишься? Что ты, брат! Перестань! Хочешь, я тебе чашу помогу потребить, а вечером...