Бремя Могущества
Шрифт:
— Прекрати, Говард, — сказал я. — Я не глупое дитя, с которым можно говорить в таком тоне. Вот уже целую неделю я валяюсь на этой чертовой кровати, ты сидишь здесь со скорбной миной и смотришь на меня так, будто уже снимаешь мерку для моего гроба.
— Если бы все было только так, — пробормотал Говард. — Если бы речь шла только о наших жизнях, я был бы опечален гораздо меньше. Но… — Вздохнув, он прошел мимо меня и снова уселся в кресло, в котором провел всю прошлую ночь.
— И снова туманные намеки, — неприязненно произнес я. Но гнев в моем голосе был, скорее, деланным, и я чувствовал, как во мне просыпается покорность. Спорить с Говардом было
— Куда это ты собрался? — бесстрастно спросил Говард.
— Вот, одеваюсь, — с раздражением прошипел я, стараясь попасть ногой в брючину. Но стоило мне лишь наклониться, как у меня тут же закружилась голова, и последнее, что я запомнил, было лицо Говарда и мелькнувшие перед моим лицом половицы.
— Ну как? — спокойно осведомился он. — Убедился?
Я ничего не сказал. Это был уже не первый приступ дурноты и слабости. С момента моей встречи с ВЕЛИКИМИ ДРЕВНИМИ они происходили со мной не раз, правда, не так часто, как кошмарные сновидения, но с завидной регулярностью. И каждый новый такой приступ был мучительнее предыдущего. В первый раз это была всего лишь внезапно подскочившая к горлу тошнота, сопровождавшаяся легким, даже не лишенным приятности головокружением. А сейчас я на секунду или две лишился сознания…
— Говард, — пробормотал я. — Я…
— Ничего, ничего, — улыбнулся он, помог мне подняться и сопроводил до постели. — Я ведь очень хорошо понимаю тебя, Роберт, — чуть смущенно пробурчал он. — Будь я на твоем месте, я, вероятно, тоже стал проявлять нетерпение. — Он вдруг рассмеялся. — Может быть, я бы и недели не вынес. Но тебе покой необходим. Рана твоя гораздо, серьезнее, чем ты предполагаешь.
Я инстинктивно тронул рану на лбу. Она давно зажила, и все, что от нее осталось, — это тонкий, видимый лишь пристальному глазу, белый шрамик. И эта белая прядь. Прядь белоснежных волос над правой бровью, тянувшаяся почти до макушки. Клеймо, которое я обязан теперь носить до конца дней своих.
— Тебе необходимо щадить себя, Роберт, — продолжал. Говард. — Я говорю эго вполне серьезно. Тебе выпало пережить такое, чего не переживал никто из людей. Уже один вид кого–либо из ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ способен убить или, в лучшем случае, лишить рассудка. Твой отец Родерик тогда полгода пролежал пластом, борясь со смертью.
— Именно это я и имею в виду, — мрачно ответил я. — Я ненормальный человек, Говард. И хочу знать, что со мной. Кто я есть.
— Сын своего отца, — спокойно ответил Говард.
— А кем был мой отец? Кроме того, что он бы Родериком Андарой и колдуном?
На этот раз раздумывать над ответом пришлось Говарду.
— Я… расскажу тебе все, — ответил он после долгого молчания. — Но не сейчас, Роберт. Не сейчас и не здесь. Это очень долгая история, а сейчас перед нами стоят более важные проблемы. Когда мы найдем затонувший корабль и ящик…
— …тогда ты, несомненно, найдешь иной способ уклониться от этого разговора, — докончил я за него.
Не следовало мне наносить этот удар. У меня не было причин усомниться в искренности и дружбе Говарда, но после недели, проведенной в одних только размышлениях и попытках разобраться с вопросами, на которые я никак не мог найти ответы, мне уже было все равно, как он это воспримет.
— Почему ты никак не хочешь верить мне, Роберт? — негромко спросил он. Взгляд его погрустнел. — Что еще я должен сделать, чтобы наконец доказать тебе, что я на твоей стороне?
— Ничего, — ответил я. — Ничего тебе не нужно мне доказывать, Говард, потому что я в этом не сомневаюсь.
— Тогда прекрати задавать мне эти вопросы, — серьезно сказал Говард. — Ты все узнаешь, как только придет время.
Я уставился на него, дотронулся до шрама на лбу.
— Это ведь связано со шрамом, правда? — тихо спросил я. — И этой раной.
Говард молчал, уголки рта его едва заметно вздрогнули, и он отвел взор. Пальцы его стали нервно поигрывать серебряным портсигаром.
— Это ведь не просто рана, да? — продолжал я натиск. — Эта царапина уже давно зажила, а лучше ведь мне не становится и…
— Рана была воспалена, — перебил меня Говард. — В нее попала грязь. Ты ведь сам слышал, что говорил врач.
И это тоже было лишь отговоркой. Врач, к которому они с Рольфом отвели меня, говорил только то, что от него потребовали, не больше и не меньше, и чтобы догадаться об этом, не нужно даже было обладать моим даром отличать правду от лжи. Тем более, что Говард был плохим актером.
— Чушь, — не повышая голоса произнес я.
— Ты…
— Это ведь все ерунда, Говард. И не пытайся меня обмануть. Что–то со мной произошло, когда это… это Нечто прикоснулось ко мне. С каждым днем я чувствую себя все хуже, и эти припадки слабости становятся все сильнее, а не наоборот. Что со мной? — Помолчав, я уселся, на этой раз избегая резких движений, и вперил в него пристальный взгляд. — Я из тех, кто способен посмотреть правде в глаза, Говард, — тихо произнес я. — Этот монстр не только сшиб меня с ног. Что–то случилось такое во мне после того, как он дотронулся до меня. Что? Это… какой–нибудь яд?
Говард кивнул. Едва заметно кивнул. Нервно щелкнув крышкой портсигара, он достал оттуда тонкую сигару, направился к камину, чтобы прикурить от головешки, и лишь после этого повернулся и посмотрел на меня. Лицо его плавало в синеватых клубах дыма.
— Да, — ответил он. — Но не в том смысле, который ты вкладываешь в это. Я действительно ничего не могу объяснить тебе сейчас, Роберт, повторяю тебе — не сейчас и не здесь, но я…
— Почему? — перебил я его.
— Да потому что не знаю, черт возьми! — В один миг его спокойствие словно куда–то улетучилось. Он быстро шагнул к моей постели, нагнулся ко мне почти вплотную и чуть было не ткнул мне в глаз своей сигарой, я даже невольно отстранился. — Черт возьми, мальчик, да я бы голову на отсечение дал, лишь бы хоть как–то помочь тебе, но не могу! — взволнованно произнес он. — Когда на твоего отца напал один из ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, тогда я был также беспомощен. Он сам лечил себя и вылечил, и прошу тебя, не спрашивай меня сейчас о том, как ему это удалось. Он был маг, и у него были его книги. А я не маг, и книг у меня нет!
Он выпрямился, несколько раз затянулся сигарой и закашлялся. Вдруг он как–то обмяк, и я понял, что он действительно вконец измотан, словно этот краткий эмоциональный монолог враз исчерпал запасы его жизненной энергии.
— Стало быть, я… умру? — спросил я. Произнесено это было очень спокойно, и спокойствие мое было не только внешним. Если неделю пролежишь в постели и тебе с каждым днем становится не лучше, а хуже, то мало–помалу приучаешь себя к возможности и такого исхода.
— Ерунда! — коротко бросил Говард. — Ты молод и здоров. И такая царапина никак не сведет тебя в могилу. Но нужно иметь терпение. Я сделаю все что смогу, но многое мне не под силу. Если бы нам только разыскать этот проклятый корабль!