Бремя одежд
Шрифт:
– Выпейте, пока кофе горячий, Дэвид.
– Спасибо, Грейс… Грейс… – он быстро писал что-то на бланке рецепта. – Вам не кажется, что нам стоит поговорить? – тихо пробормотал он.
Она уже собиралась покинуть комнату, но, услышав вопрос, повернулась и посмотрела на склоненную, с редеющими на макушке волосами голову Купера, потом медленно села в кресло справа от него.
– Вы беременны, верно? – он по-прежнему продолжал писать.
– Да.
– А Дональд знает? Помнится, подобный вопрос я вам уже задавал.
– Не знает.
– Почему вы не сказали ему?
Последовала
– Потому что это не его ребенок.
Купер быстро взглянул на нее. Ее признание поколебало владевшее им внутреннее безразличие.
– Что вы сказали?
Грейс опустила глаза и, сцепив руки, положила их на колено.
– То и сказала. Дональд не способен быть отцом. Купер подался вперед, взял ее руки в свои и спросил:
– А Стивен?
– Нет… вообще-то, – Грейс отчаянно затрясла головой. – Ах, я не знаю. Нет, нет, он тоже не Дональда.
Купер тупо уставился на нее. Вот оно, значит, как. Он всегда чувствовал, что в семейной жизни Грейс что-то не так… Купер помнил, какими истрепанными были ее нервы – а такое не бывает без причины. Но потом, когда у Грейс родился ребенок, доктор подумал, что заблуждался. Бедная девочка. Бедная Грейс.
– И кто же это, вы можете сказать?.. Фарли?
Она вскинула голову.
– Бертран Фарли? – и, печально улыбнувшись, проговорила: – О, Дэвид, и вы туда же?
Доктор уныло покачал головой.
– Ну, мне никто больше на ум не приходит, а он был влюблен в вас. Да вам стоило только пальцем его поманить.
– Как это ни смешно, но мне не до смеха… Бертран Фарли, – она на миг закрыла глаза, потом, снова взглянув на Купера, торопливо продолжила: – Дональд тоже думал, что между нами что-то есть, поэтому в тот вечер, когда бомбили деревню, он запер меня в подвале. Считал, что я собираюсь встретиться с Бертраном. Когда погас свет, я осталась в темноте, в кромешной темноте, – теперь она говорила медленно. – Он забрал с собой спички… Знаете, у него такая привычка. О, Дэвид, это было ужасно… О, я понимаю, Дэвид, что это пустяки по сравнению с тем, что случилось в тот вечер в деревне, знаю: то, что я испытала, – ничто в сравнении с гибелью людей, знаю, знаю, – она продолжала качать головой, – но все это оказало на меня такое странное воздействие… Дэвид, я чувствую, что внутри меня умерло что-то хорошее. Я больше не нравлюсь самой себе, если вы понимаете, что я имею в виду, – ее руки пошевелились в руках Купера. – Теперь я постоянно ругаюсь – в мыслях. Я начала ругаться на Дональда там, в подвале, в темноте, а теперь это продолжается иногда по нескольку часов кряду – я боюсь, Дэвид.
– Ну, ну, – он похлопал ее по руке, – не стоит так беспокоиться. Честное слово, здесь не о чем волноваться, особенно теперь, когда вы поделились вашими тревогами со мной. Это главное – поговорить с кем-нибудь, а не упрятывать свои беды поглубже. Послушайте, я дам вам один совет. Когда есть возможность – ругайтесь вслух. Таким образом вы избежите внутреннего напряжения, – он сжал руку Грейс и слегка улыбнулся. – Я тоже часто мысленно ругаюсь. Надо собраться как-нибудь вечерком и провести матч по этому виду спорта, а?
Грейс было с ним так спокойно! Теперь Купер смотрел на нее молча, ожидая, что она назовет отца ребенка.
– Наверное, вы сочтете меня ужасной особой… – начала Грейс.
– Моя дорогая Грейс, не говорите глупостей. Мне только жаль, до глубины души жаль вас. И, как ни странно, его тоже… я имею в виду Дональда… Да, да, жаль, – он кивнул. – Знаете, я могу признаться вам теперь: я никогда не испытывал к нему особой симпатии – есть в нем что-то такое… Наверное, подсознательно я постоянно чувствовал, в чем заключается его беда, это ведь беда, болезнь. И он не один, вы будете удивлены, узнав, что таких людей тысячи. Ему следовало пойти к врачу и посоветоваться.
Грейс не смогла удержаться от смеха.
– Посоветоваться!.. Вы не знаете Дональда. Да он такой гордый, что скорее умрет, чем признает, что в чем-то ошибается. Вот он и старается ни в чем не ошибаться, – с губ Грейс сорвалось горькое восклицание. – Он ведь викарий и живет строго по правилам… и… о, Боже… – она покачала головой, потом внезапно добавила: – Отец моих детей – Эндрю Макинтайр.
Они пристально смотрели друг другу в глаза, и Грейс не смогла сдержать чувство некоторой обиды, когда она увидела на его лице выражение искреннего недоумения.
– Эндрю Макинтайр? Грейс!
– О, Дэвид, не делайте такой изумленный вид. Эндрю хороший человек.
– Да, да, я и сам высокого мнения об Эндрю, но…
– Да, я понимаю, вы думаете, что он всего лишь рабочий на ферме. Но он не просто сельскохозяйственный рабочий, он очень интеллигентный человек, приятный человек.
Купер сощурил глаза. Он был совершенно сбит с толку.
– А Дональд знает?
– Нет, но скоро узнает. Со Стивеном как-то пронесло, но на этот раз номер не пройдет.
– И сколько у вас месяцев?
– Четыре.
– Как он, по-вашему, отреагирует?
– Простит меня и заставит пообещать, что я больше не буду… грешить. Начнет подозревать, что Стивен тоже не его.
– Знаете, Грейс, это жестоко.
– Да, пожалуй, – она помолчала. – Да, наверное, это действительно жестоко. Весь мир его личных интересов заключается теперь в Стивене.
– Когда вы собираетесь сказать ему?
– Буду молчать, пока смогу, – быстрым движением она прикрыла рукой глаза и пробормотала: – Я хочу уехать отсюда. О, Дэвид, я хочу уехать. Забрать Стивена и немедленно сбежать из этой деревни.
– Вы не можете этого сделать. Не должны.
– Думаете о нем, верно?
– И да, и нет. Мне жаль его, Грейс. Крупный, цветущий мужчина – и калека… даже и не думайте о том, чтобы отнять у него ребенка, не надо. Не лишайте его иллюзий.
Грейс медленно встала.
– Ваш кофе остыл, Дэвид.
Доктор потянулся к чашке, но Грейс проговорила:
– Оставьте, я налью свежего.
Больше он ничего не сказал, и она вышла…
Вечером того же дня, когда дети легли спать, а Купер ушел по вызову, Грейс и Дональд остались одни. Он стоял спиной к горящему камину, а она сидела в кресле. Дональд качнулся взад-вперед, перенося тяжесть с пятки на носок, потом неожиданно тихо спросил: