Бремя одежд
Шрифт:
– О, Эндрю!
– Только один раз – когда я встретил тебя… во всем мире нет такой женщины, как ты, – он взял ее лицо в свои сильные загорелые руки.
– Ты по-прежнему так думаешь? – в ее голосе звучали просительные нотки. Эндрю крепко прижал ее к себе и ответил:
– До самой смерти я не изменю своего мнения, – некоторое время они молчали, потом он мягко спросил:
– Скажи, как там дети?
Опять воцарилась тишина, затем осекшимся голосом Грейс проговорила:
– Все хорошо, у них все хорошо.
Грейс вспомнила, как, узнав накануне о возвращении Эндрю, она стояла на лестничной
Странная печаль овладела Грейс. Она просачивалась в ее душу, где после встречи с Эндрю царила радость, она лишала ее гармонии, кульминационной точки наслаждения – и все потому, что Грейс не могла сказать детям: «Вот ваш отец», не могла увидеть, как после долгой разлуки расцветет его лицо – лицо мужчины, с гордостью осознающего, что он является отцом.
Она жила, страстно, до боли в сердце, желая дождаться этого момента, – и она сказала себе, что это и будет раем, что ей не нужно ничего другого. Теперь Грейс пыталась прогнать грусть, стараясь не замечать, что ее счастье не является полным, что немалая часть ее души осталась там, в Уиллоу-ли – в детской комнате.
Когда Эндрю с мягкой грустью в голосе поинтересовался, как сейчас выглядит Стивен, Грейс не ответила «Как ты», а Эндрю не стал спрашивать, похож ли мальчик на него.
Она пошла на компромисс и сказала:
– Он высокий, худой, – потом добавила: – Иногда он бывает таким суровым.
Они засмеялись. Шутливо ущипнув Грейс за щеку, Эндрю спросил:
– А Беатрис?
Она провела пальцем по его переносице и заметила:
– Вот доказательство того, что она похожа на отца. Не думаю, что это слишком ее украшает.
Эндрю потрогал свой нос. Огонек в его глазах стал ярче, когда он проговорил:
– А что, неплохой клюв… по крайней мере, мать так всегда повторяла…
– У матерей предвзятое мнение.
– А у тебя? – он прижал лицо Грейс к своей шее. Она кивнула и пробормотала:
– Да, очень предвзятое, – потом мягко добавила: – Ты еще не видел Джейн. Точно соответствует своему имени [21] – некрасивая и толстая, но такая забавная.
– Да? – Эндрю продолжал гладить Грейс по волосам и прижимать ее лицо к шее; она знала, что он не хочет смотреть ей в глаза. Воцарилось молчание. Они оба оттягивали тот момент, когда придется упомянуть имя Дональда.
Потом послышался звук поворачиваемого в замочной скважине ключа. Когда дверь гостиной открылась, они сидели, опершись на спинку дивана, и улыбались, протягивая руки навстречу Аджи.
21
Джейн (англ.) – простая, некрасивая женщина, «бабенка».
– Может, капельку содовой?
– Нет, спасибо, тетя Аджи, я выпью неразбавленное. Женщина протянула ему стакан. Эндрю сидел возле камина, она – напротив шотландца. Наклонившись к нему, Аджи тихо спросила:
– Что случилось, Эндрю?
Тот покрутил стакан, разглядывая жидкость в нем, потом запрокинул голову и, глядя в потолок, проговорил:
– На войне было легче – по крайней мере, со своими обязанностями я справлялся.
– Не поладили с Грейс? – с тревожной ноткой в голосе спросила тетя. Эндрю выпрямился на стуле и быстро покачал головой.
– Нет, нет, дело не в нас, – с чувством произнес он.
– А в чем же тогда?
– В детях.
– О, – Аджи медленно кивнула.
Эндрю выпил виски и, поставив стакан на столик, наклонился вперед, опершись локтями о колени. Потом он посмотрел на женщину и начал говорить:
– Знаете, я часто думал о том, что когда вернусь, то сразу же заберу ее, детей, свою мать и уеду куда-нибудь. Я даже был готов жить на ее деньги, пока не устроюсь работать. Мне не потребовалось бы много времени, чтобы найти себе что-нибудь подходящее. Я даже был готов в случае необходимости принять ваше предложение, – тут он слегка улыбнулся, – хотя и знал, что худшего работника вы вряд ли сыскали бы. Я не создан для того, чтобы заниматься продажей. Так или иначе, я знал, что без работы не останусь. Там, где есть земля и скот, я всегда найду себе занятие. Все казалось таким простым и ясным, когда я был за много миль отсюда. Даже неделю назад, когда мы с Грейс встретились в этой комнате, положение не казалось таким уж сложным, но теперь я понял, что это не так.
– Ты был в их доме?
– Да, был, – Эндрю перевел взгляд на огонь камина. – Мне не хотелось встречаться с ним. Я чувствовал… ну, что совершаю подлость по отношению к нему. Но потом, когда я увидел его, такое ощущение прошло. Я не могу этого объяснить, но когда я посмотрел на него, то все угрызения совести за мои тайные отношения с Грейс пропали. Он вообще не показался мне мужчиной. Я не чувствовал, что наставил ему рога. Он держал на руках Джейн. «Вы ведь не видели Джейн, верно?» – спросил он меня. Я мог отнестись к этому по-разному – например, предположить, что он насмехается надо мной, что потом выложит, что ему, мол, все известно. Однако я подумал: если бы это было действительно так, то он не смог бы вести себя подобным образом – смеяться, быть веселым… и лицо его было таким открытым. Я полагал, что никто не способен на такое изощренное поведение, на подобный спектакль.
– А как реагировала на это Грейс? – вставила Аджи.
– Она ушла в дом. Думаю, что она не смогла все это выдержать.
– Я тоже так думаю.
– Знаете, тетя Аджи, первые несколько дней меня очень удивляло, что Грейс не упоминает о детях, но когда я стоял на аллее и наблюдал за всеми тремя, то понял, в чем тут дело: если хочется представить себе картину детской любви к своему отцу, то я как раз и был свидетелем такой картины… только это были мои дети.
Эндрю отвернулся, Аджи видела теперь только его профиль; ухо и челюсть Эндрю подергивались.
– Я боялась этого, – проговорила женщина через какое-то время, – но надо примириться с таким положением. Я сама вынуждена была смириться с этим, Эндрю… Грейс не может забрать у него детей. Джейн, может быть, но не двух других, особенно Стивена, а без детей она не может уехать с вами.
– Я бы этого тоже не хотел, – отрывисто, глотая слова, сказал он.
– Что ж, тогда надо принимать все так, как оно есть. Или вы бросаете ее и уезжаете, или все остается по-прежнему.
Эндрю вновь повернулся к женщине.