Брет Гарт. Том 6
Шрифт:
— Я в этом так мало смыслю, что боюсь, вам будет совсем неинтересно, — сухо отозвался молодой человек.
— Ничего, валяйте, — сказала она. — Когда Том Флин воротился из Сакраменто, а пробыл он там всего-то неделю, он уж столько небылиц наговорил, что на весь дождливый сезон хватило.
Хеммингвею стало и смешно и досадно. Усевшись возле открытой двери, он начал подробно и добросовестно описывать Сакраменто, новые дома, гостиницы и театры, которые бросились ему в глаза, когда он был там в последний раз. Некоторое время оживление и жадное любопытство девушки его забавляли, но вскоре ему это наскучило. Однако он продолжал свой рассказ, отчасти чувствуя себя обязанным, отчасти для того, чтобы смотреть, как она работает по хозяйству. До чего же изящна
— Знаете что, — сказала она, — пожалуй, хватит рассказывать. Я вижу, вы устали, замучились и до смерти хотите спать. Посидите тихо, как будто меня здесь нет, а я пока кончу стряпать.
Хеммингвей покраснел от досады, но девушка только качала головой, не желая слушать его возражений.
— Молчите уж! Вам совсем не хочется разговаривать, вот вы и решили выложить мне все, что знаете про Сакраменто, — с искренним смехом проговорила она. — А вот и наши женщины, да и ужин почти готов.
Послышались усталые, равнодушные голоса, вздохи, и перед хижиной появились три тощие женщины в темных шерстяных платьях. Видимо, они преждевременно состарились от непосильного труда, тяжких забот и нездоровой пищи. Без сомнения, среди этих развалин порою расцветал цветок вроде Джей Джулс, но и в этой грациозной нимфе, без сомнения, уже таился зародыш такой же печальной зрелости. Хеммингвей ответил на их степенные приветствия не менее степенно. Ужинали в унылой торжественности, которая, по мнению жителей Юго-Запада, свидетельствует о глубоком уважении к гостю. Даже жизнерадостная Джей притихла, и, когда молодой человек наконец удалился в свой завешанный одеялом угол, он почувствовал, что у него словно гора свалилась с плеч. Из разговоров за столом он узнал, что на следующее утро еще до восхода солнца старшие женщины отправятся в Рэтлснейк Бар закупать провизию на всю неделю, а Джей останется готовить ему завтрак и догонит их позже. Его отношение к ней уже изменилось, и он почувствовал, что с нетерпением ожидает, когда они останутся наедине и он сможет оправдаться в ее глазах. Он постепенно начал понимать, что вел себя глупо, неучтиво и к тому же предвзято. Очутившись в своем углу, он разделся и лег. Тишину нарушали только монотонные голоса в соседней половине. Время от времени до него доносились обрывки разговоров — говорили все о домашних делах или о происшествиях в поселке, но ни разу он не услышал, чтобы кто-нибудь обмолвился хоть словом про него или попытался деликатно понизить голос. Вскоре он уснул. Ночью он два раза просыпался от пронизывающего холода, которым так резко сменилось приятное тепло накануне вечером, и ему пришлось навалить поверх одеял всю свою одежду, чтобы хоть немного согреться. Он опять уснул, проснулся еще раз от легкого толчка, но тут же снова погрузился в дремоту, проспал еще неизвестно сколько и, наконец, проснулся совсем, услышав, что кто-то окликает его по имени. Открыв глаза, он увидел, что одеяло отодвинуто в сторону и в его угол заглядывает Джей. Он очень удивился, обнаружив, что, хотя лицо у нее встревоженное, она еле сдерживает смех.
— Вставайте скорей! — задыхаясь, проговорила она. — Такого еще сроду не бывало!
С этими словами девушка исчезла, но до него все еще доносился ее смех, и тут, к его величайшему изумлению, пол вдруг накренился. У него закружилась голова. Он спустил ноги с постели. Пол явно был мокрый и скользкий. Он быстро оделся, все время ощущая какую-то непонятную дрожь и головокружение, и вышел за перегородку.
Хеммингвей повернулся к двери: прямо перед ним вровень с полом хижины простиралось целое озеро! Он шагнул на помост. Слева, справа — везде и всюду была вода. Под его тяжестью помост слегка погрузился в воду. Хижина плыла — плыла, как на плоту, крепко прибитая к своему бревенчатому фундаменту. Возвышенность, река, берега, зеленая рощица за рекой — все исчезло. Одни, совсем одни, они плыли словно по морю.
С изумлением и тревогой он посмотрел на смеющуюся девушку.
— Когда это случилось? — спросил он.
Она перестала смеяться — скорее из вежливости и из уважения к нему, нежели от страха, — и спокойно ответила:
— Чего не знаю — того не знаю! Два часа назад, когда женщины уходили, все было в порядке. Готовить вам завтрак было рано, ну я, кажется, уснула и вдруг слышу какой-то шум и чувствую толчок. — Тут Хеммингвей вспомнил свое собственное смутное ощущение. — Тогда я встала и вижу — мы в воде. Я подумала, что это просто волна, которая сейчас схлынет, и не стала вас будить. И только когда я увидела, что мы плывем и что гора уже далеко, я решила вас позвать.
Хеммингвей подумал о лавке, оставшейся далеко позади, об отце Джей, о рабочих на берегу, о беспомощных женщинах, ушедших в Рэтлснейк Бар, и в ярости повернулся к ней.
— А все остальные, где они? — возмущенно спросил он. — Это, по-вашему, смешно?
От его слов Джей вздрогнула, как от пощечины, лицо у нее словно окаменело, и, нарочито растягивая слова, совсем как ее отец, она проговорила:
— Женщины сейчас высоко наверху. А наших ребят уже не раз заливало, и они выбирались из воды на корытах для промывки или на бревнах, но никто еще ни разу не хныкал. Том Флин однажды проплыл на двух бочках целых десять миль — до самого Сойера, но я не слыхала, чтоб он плакал, когда его вытащили.
Хеммингвей покраснел и сразу все понял. Ну, конечно, их начало заливать раньше, а всякого хлама там довольно, есть за что ухватиться. Они наверняка уже в безопасности. А хижину они бросили на произвол судьбы только потому, что не сомневались в ее прочности, а может быть, даже видели, как она спокойно поплыла по воде.
— А у вас такое уже бывало? — спросил он, вспомнив о своеобразном фундаменте хижины.
— Нет, ни разу.
Он снова взглянул на воду. На ней было явственно заметно течение. Это какой-то новый разлив, а не продолжение прежнего. Он опустил руку в воду. Вода была холодная, как лед. Да, теперь все ясно. Снег на вершинах Сьерры внезапно растаял, и вода устремилась вниз по каньону. Но будет ли она прибывать и дальше?
— Нет ли у вас тут шеста или палки подлиннее?
— Нет, — отвечала девушка, широко открыв глаза и качая головой с притворным отчаянием, но губы ее дрожали от смеха.
— Тогда, может быть, найдется какая-нибудь веревка или шнурок? — продолжал он.
Она протянула ему клубок грубой бечевки.
— Можно взять эти крюки? — спросил он, указывая на вбитые в балку грубые железные крючья, на которых висели окорока и вяленое мясо.
Она кивнула. Он выдернул крючья, смазал их салом от окорока и привязал к ним бечевку.
— Рыбу ловить хотите? — с притворной застенчивостью спросила она.
— Вот именно, — мрачно отозвался он.
Он бросил конец в воду. Бечевка ушла вглубь футов на шесть, потом выпрямилась и туго натянулась: крюки зацепили дно. Несколькими рывками он вытащил их. На крюках торчали листья и пучки травы. Он принялся внимательно их рассматривать.
— Мы не в Змеином ручье, — сказал он, — и не там, где было наводнение. На крюках нет ни глины, ни песка, а эта трава не растет у воды.