Бретонская колдунья
Шрифт:
Странное дело: умом Жаккетта боялась, но руки так и чесались кинуться в драку. Темнота и нищий грабитель были партнерами. Но темнота с ее воображаемыми ужасами показалась Жаккетте страшнее, чем реальный нож в руке оборванца.
Пока голова безнадежно думала:
«Ну вот, серьги отберет, снасильничает в подворотне и прирежет прямо тут же!» – правая рука осторожно сняла с пояса висящий у кошелька кнут, подаренный Ришаром.
– Быстрее копошитесь! – потерял терпение нищий и шагнул к ним.
Поначалу он ничего не понял. Резкая боль пронзила руку и выбитый нож без видимых причин
Недоумевающий оборванец кинулся за своим оружием и получил второй удар хлыста, заставивший его отшатнуться. А стоящая рядом с Жаккеттой женщина, неожиданно, ловким движением ноги отправила нож в сточную канаву.
Моментально уразумев, что расстановка сил переменилась не в его пользу, и беззащитные женщины смогут постоять за себя, нищий зло выплюнул:
– Ну берегитесь, телки! Кишки выпущу! – и исчез за углом.
– Бежим! – сильная рука схватила Жаккетту за запястье, не дав даже убрать на место хлыст. – Он сейчас дружков приведет!
Поддерживая левой рукой подол, и ничего толком не видя из-за сразу наползшего на глаза большого капюшона, Жаккетта, во всю прыть, неслась, увлекаемая женщиной, мимо уже спящих домов.
Они недолго бежали в одиночестве.
Минуту спустя, позади стали слышаться пересвистывание и шарканье бегущих подошв.
Отчаянно вывернув голову в закрывшем лицо капюшоне, Жаккетта на бегу увидела, что их постепенно нагоняют три оборванца, лохмотьями похожие друг на друга, как орехи.
Дыхания уже не хватало и вечерний воздух обжигал высохшее горло. Грудь резала острая боль, и ноги все труднее поднимались, с каждым шагом наливаясь свинцовой тяжестью.
На их счастье, из открытой настежь двери какого-то дома лилась дорожка теплого света. Запахло жареным мясом с луком, и стали слышны веселые голоса.
Из последних сил Жаккетта и женщина вбежали в спасительный кабачок.
«Это же „Жирная Хавронья“!» – вяло удивилась Жаккетта, пытаясь отдышаться и прогнать режущую боль из груди. – «С Жирного тупика попали в „Жирную Хавронью“! Дела… А, может, тут нас еще быстрее обдерут, чем в тупике… А!.. Больше не побегу, пусть грабят!»
Она скинула замучивший ее во время бега капюшон и левой рукой с наслаждением принялась убирать с потного лба прилипшие прядки волос. Правую все еще держала женщина, которая привалилась к стене и, полусогнувшись, заходилась свистящими вздохами.
– Лопни мои глаза! Жаккетта! Ты что здесь делаешь?! – раздался над головами сидящих голос Большого Пьера.
Теперь уже Жаккетта поволокла еле переставляющую ноги женщину к столу, где в гордом одиночестве сидел Большой Пьер.
– Здрасьте-пожалуйста! Ты чего это с кнутом в руке по улицам в такую пору носишься? В лошадку и кучера играли? – веселым тоном Большой Пьер скрывал свою встревоженность загнанным видом Жаккетты.
Понимая ее состояние, он протянул ей кувшин.
Женщина, наконец, отпустила запястье Жаккетты. И Жаккетта принялась тушить полыхающий в горле пожар. В кувшине оказалось совсем неплохое вино, явно не из той бочки дрянного пойла, что глушили остальные посетители кабачка.
Честно отпив только половину, Жаккетта отдала кувшин женщине, рухнула на табурет рядом с Большим Пьером, и, не сводя тревожного
– Меня госпожа Жанна за своими сережками к ювелиру в Жирный Тупик послала. Я, сдуру, одна и пошла. А как только из лавки вышла, так какой-то оборванец чуть не прирезал, за здорово живешь! Кнутом-то я его отогнала, так он за дружками кинулся. Еле мы убежали. Они, наверное, где-нибудь поблизости затаились. Я так неслась, что у меня коленки трясутся от усталости. Что делать будем, Большой Пьер?!
– Не бойтесь, сейчас домой пойдем! При мне они не посмеют показаться! – старый воин довольно погладил рукоять клинка. – А подружка твоя кто?
Женщина уже отдышалась, выпила кувшин до дна и тоже откинула капюшон, внимательно глядя на Жаккетту.
Жаккетта оторвалась от слежения за входом и глянула на невольную попутчицу. Ужас почище недавнего приморозил ее к табурету.
Это была колдунья Мефрэ собственной персоной.
Сначала Жаккетта хотела завизжать, чтобы Большой Пьер прогнал ведьму прочь, но некстати вспомнила, что, как ни крути, а колдунья спасла ей жизнь – ведь пока она, Жаккетта, копошилась бы у выхода из Жирного Тупичка, переживая после нападения, нищий бы вернулся с подмогой и никакой хлыст не помешал бы им перерезать Жаккетте горло.
Поэтому она хрипло выдавила:
– Это наша соседка, тоже из лавки шла…
– Госпожа Андриё! – церемонно представилась Мефрэ и опять накинула капюшон.
Под надежной охраной Большого Пьера они беспрепятственно покинули кабачок и пошли домой. Но Жаккетте все время казалось, что из подворотни в подворотню за ними крадутся три темные тени, и она постоянно оглядывалась.
А только она переводила взгляд на спокойно идущего Большого Пьера, то видела шагающую по другую сторону от него колдунью, и сразу вспоминала слова Аньес: «Бегает по крышам черной кошкой и людей в зверей обращает!»
Мефрэ тоже изредка поглядывала на нее и, как тогда, во время визитов за любовным зельем, чуть презрительно улыбалась.
На последнем перекресте перед Аквитанским отелем она остановилась и сказала:
– Спасибо за охрану, здесь я уже одна дойду.
Жаккетта очень обрадовалась, что проклятая ведьма оставит их в покое, но с громадным удивлением услышала собственный голос:
– Еще чего! Прирежут у самого дома – и все дела! Мы Вас лучше до калитки доведем!
И совершенно несчастная от своих же слов, первой обреченно пошла к дому колдуньи.
Часть третья
ИНКВИЗИЦИЯ
ГЛАВА I
Жаккетта с Абдуллой сиротливо стояли в шумном порту Нанта, втиснувшись в узкое пространство между крепостной стеной и деревянной башней подъемного крана.
Уже в третий раз они приходили сюда в надежде, что подвернется какая-нибудь оказия и нубиец, наконец, сможет покинуть Французские земли.
Первые два похода оказались неудачными, несмотря на то, что у причала стояло несколько венецианских и генуэзских кораблей, вполне пригодных, чтобы подбросить Абдуллу к североафриканскому побережью.