Бриг «Три лилии»
Шрифт:
Вспомнилась минувшая ночь — как Якобин греб по реке во мраке. Он присмотрелся к рыбе: никаких следов остроги…
Миккель подошел к двери в каморку:
— Сторож!
На неубранной постели выглядывал из-под одеяла кусок красного циркового трико. Странно: зачем понадобилось церковному сторожу обрезать трико?
Миккель понюхал баночку с «мазью для ращения усов» и поспешил выйти из сторожки. Возле ограды он остановился. Сквозь ровное журчание реки слышался чей-то блеющий голос:
— Девятьсот
Утоптанная тропинка вела за кусты жимолости, окружавшие дом. Миккель ступил на тропку, сделал четыре шага, на пятом остановился и разинул рот.
На перекопанном огороде стоял улей, увенчанный черным котелком. Сбоку на улье висел пиджак и жилетка Якобина, а среди одуванчиков на опрокинутом цветочном горшке стоял сам Якобин — на голове.
Черные брючины болтались в воздухе; медленно, будто из худого крана, сочились слова:
— Девятьсот с…с…срок девять, девятьсот пя…пятьдесят, девятьсот пя…пятьдесят один…
— Извините, — сказал Миккель.
Горшок покачнулся. Якобин шлепнулся наземь, так что комья полетели. На башмаки бывшего акробата были натянуты чулки от трико.
— Мне бы ключ от церкви, — сказал Миккель. — А то закрыто, и в ризнице никого нет.
Якобин смущенно поднялся и почистил рукой штаны.
— Упражнение — мать умения, — произнес он, скривившись. — Есть акробаты, до двух тысяч стоять могут, но таких мало. Ты без собаки пришел?
Миккель кивнул. Якобин облегченно улыбнулся.
— Страх не люблю собак. — Он нахлобучил черный котелок. — Ключа нет — Эбберов конюх стащил, но дверь в ризницу не заперта.
— Ста…стащил? — пробормотал Миккель.
Лоб Якобина покрылся капельками пота, хотя он стоял в тени.
— Вот именно. И рубины со шпаги взял, мазурик. А сегодня ночью забрался в пасторову кладовку, за бараньей ногой. Тут-то Цыган и попался!
Миккель прикусил губу, так что кровь пошла.
— Эбберов конюх?.. — прошептал он. — Длинный, чернявый, в мягкой шляпе?
Якобин стащил с себя красные чулки:
— Во-во, он самый.
За кладбищенской стеной показалась Туа-Туа. Миккель услышал ее голос:
— Куда ты запропастился, Миккель?.. — Она перелезла через ограду и сбежала вниз по откосу. — Ну, что тут?
— Ничего, просто один призрак попал в беду, — ответил он возможно безразличнее.
Но глаза его были устремлены на два следа в огороде Якобина — небольшие овальные следы «морской скотины».
Глава тринадцатая
ПОБЕГ
Учитель сидел на паперти и кашлял.
— Остальные дети, наверное, в доме пастора, — сказал он Миккелю и Туа-Туа, когда они подошли, потом тяжело поднялся и вошел в холодную ризницу. — Ну, ведите себя хорошо, после встретимся у конюшни.
Учитель зашагал к органу; судорожный кашель гулко отдавался под сводами церкви.
— Бьюсь об заклад, что призрак во многом замешан, сказал Миккель, когда они направились через кладбище к дому пастора. — Но не во всем.
Только он хотел рассказать про следы в огороде Якобина, вдруг Туа-Туа схватила его за руку.
— Гляди, Миккель, чья-то двуколка прямо на пасторовом газоне стоит!
— И вовсе не чья-то, — сурово заметил Миккель. — Видишь, крючья для цепей — это ленсман приехал.
— Значит, они его сейчас в тюрьму повезут?
Миккель кивнул.
— А только сдается мне, узелков больше, чем они думают, Туа-Туа…
Кухарка впустила их с черного хода — розовая, разгоряченная, взлохмаченная.
— Я тут с пирогами, а тут такое дело! — волновалась она. — И поделом татю! В заточении — вот где его место!
— А он сознался? — спросил Миккель.
— Разве мало того, что его схватили на месте преступления, прямо в кладовке? — негодовала кухарка.
— Может, он просто есть хотел, — сказала Туа-Туа.
— Значит, Туа-Туа Эсберг, чуть в животе запищит, идет по чужим кладовкам рыскать? Так, что ли?
Туа-Туа промолчала.
Кухарка отрезала два ломтя булки и намазала маслом:
— Вот, нате, а теперь ступайте в гостиную. Да не шумите — за стеной кабинет…
Она подтолкнула их ухватом, закрыла дверь и поспешила, ворча, к печи. В гостиной, на роскошных стульях, вдоль стены смирно сидели ребятишки, боясь даже нос почесать.
— Учти, Енсе, ты только себе хуже делаешь, что запираешься! — раздался за стеной голос ленсмана.
Миккель отдал свой ломоть Туа-Туа и прокрался к двери кабинета.
— Ты что?.. — в ужасе прошептала Туа-Туа.
— Ш-ш, Туа-Туа, я вижу его, — ответил шепотом Миккель, уткнувшись носом в замочную скважину. — А, черт!..
Пастор заслонил.
— Я же не отказываюсь, что взял баранью ногу! — кричал с отчаянием Цыган. — У меня все кишки свело. А рубины не трогал, не трогал!..
С грохотом упал стул, и широкая спина пастора качнулась в сторону. Дверь распахнулась, в гостиную выскочил Цыган. Острый локоть больно ударил Миккеля в ребра.
— Бога ради, держите этого безумца! — донесся из кабинета голос пастора.
Но Цыган уже стоял на подоконнике. Он прикрыл лицо шляпой и прыгнул прямо через стекло.
Ленсман, громко бранясь, уклонился от осколков, оттолкнул плачущую Туа-Туа и ринулся к двери.
Миккель видел в разбитое окно, как Цыган мчится огромными прыжками через кладбище.
К конюшне!..
В голове пронеслись слова ночного призрака: «Посади лучше животину на цепь, не то найдется злодей…»
Неужели уведет Белую Чайку?