Бриг «Три лилии»
Шрифт:
Какой стих против привидений читал Грилле, когда в сети попался череп? Ага, есть:
Прочь, водяной,Сгинь под водой!Кожа и кости,Уйдите и…Миккель никак не мог вспомнить конец.
Из-за тучи вышла луна и осветила сторожку Якобина за суковатым сиреневым кустом. В окнах темно, лодки на месте нет…
«Наверное, отправился рыбу бить острогой», — сказал себе Миккель. Деревянные подметки громко стучали по каменным ступенькам.
И вздумалось же пастору именно сегодня ржавчину счищать! Вот могила мельника Уттера…
«Раз и два… и раз, и… два… и раз, и…» Башмаки вдруг остановились.
Из-за угла конюшни появилась Белая Чайка. Но кто это стоит рядом с ней, черным силуэтом на фоне ночного неба?
— Уттер… Ой, спасите меня! — прошептал Миккель и обмер.
Но тут он вспомнил, что говорил Грилле про Уттера: мол, мельник был маленького роста и горбун. А этот длинный, как жердь. H вообще: разве привидения крадут настоящих живых лошадей?
Миккель проглотил жесткий ком и крикнул:
— Сгинь, нечистая сила, не то как дам!..
Он замахнулся псалтырем: призраки боятся священных книг, особенно с толстыми корками.
— Так дам, что череп лопнет!..
Миккель остановился, запыхавшись, возле лошади и растерянно посмотрел кругом. Ни души… Лунный луч осветил пену на лошадиных губах. Веревка была перерезана, на лбу под ремнем торчало большое красное перо.
— Что… что они сделали с тобой, Белая Чайка? — ужаснулся Миккель.
Он схватил перо, но оно точно приросло к ремню. Луна нырнула в тучу, стало темно, как в мешке.
Миккель прижался щекой к лошадиной морде, но Белая Чайка вздрогнула и отпрянула. Одним прыжком Миккель вскочил ей на спину:
— Ты знаешь дорогу. Скорее, скорее, Белая Чайка!
На старом мосту лошадь вдруг стала. Потный круп трепетал, словно она почуяла нечистую силу.
Впереди кто-то стоял, загородив дорогу. Миккель нащупал в кармане складной нож и крикнул как можно тверже:
— Эй, кто там, выходи!
Вспыхнула спичка, осветила окурок сигары, худое лицо под косматым чубом и мятую шляпу с четырьмя красными перьями.
— Ты… ты кто? — неуверенно спросил Миккель.
— А тебе что? — ответил хриплый голос; ноздри Белой Чайки дрогнули. — Ты сам-то кто, козявка?
— Миккель Миккельсон.
— Лошадь твоя?
Миккель кивнул.
— У кого куплена?
— У Эббера, дубильщика. Отец купил мне ее, когда с моря вернулся. Я всегда белую лошадь хотел.
Чернявый что-то пробурчал. Рука, потянувшаяся было к уздечке, опустилась.
— Как лошаденку назвали?
— Бе…Белая Чайка. — Миккель почему-то заикался.
С реки донесся плеск весел, к пристани подходила лодка Якобина.
Чернявый усмехнулся:
— Посади лучше животину на цепь, не то найдется злодей — уведет.
Он выплюнул сигару — будто светлячок пролетел во мраке, — нырнул под перила и был таков.
Глава десятая
КЛАДБИЩЕНСКИЙ СТОРОЖ В КОСТЮМЕ АКРОБАТА
В эту же ночь, в половине первого, окружной ленсман подъехал верхом к домику церковного сторожа Якобина.
— Отворяй, не то взломаю дверь! — крикнул он.
Дверь заскрипела, и выглянула сонная физиономия Якобина. Худое тело бывшего акробата прикрывала длинная ночная рубаха. На голове у него был черный котелок.
Ленсман посмотрел на котелок, многозначительно ухмыльнулся и вытащил из кармана наручники:
— Скажешь, не слыхал о краже?
— Господи помилуй и спаси, какая еще кража? — прошептал Якобин и поспешно снял котелок.
— Рубины из шпаги Строльельма пропали, вот какая! Стекло в шкафу вынуто, восемь рубинов украдено.
Якобин стал белее мела, но поклялся, что чист, как младенец.
— Я сплю как убитый, начальник. А ключ от церкви висит вон там, на крючке возле двери. Посмотрите сами, начальник, и увидите, что… что…
Якобин в ужасе шагнул к пустому крючку. Потом наступил на край рубахи и грохнулся прямо на дровяной ящик. Сразу стало видно, что на нем под рубахой старое красное трико. Только штанины почему-то были отрезаны ниже колен.
— Я думал, ты давно вышвырнул этот клоунский наряд, презрительно сказал ленсман.
На белых щеках Якобина вспыхнули красные пятна, но он мужественно улыбнулся и встал:
— Очень уж я зябну ночью, начальник.
— Уж не потому ли ты и в котелке спишь, а? — язвительно заметил ленсман.
Он достал записную книжку, поплевал на красный карандаш и составил «краткую сводку преступления».
«…После того как были вынуты рубины, вор повесил шпагу на место в шкаф, повернул эфес обратной стороной, чтобы не заметили, и вмазал стекло, но совершил затем роковую ошибку: он залепил замочную скважину воском!»
— Понятно? — сказал ленсман. — А пастор, когда вешал на место шпагу вечером, забыл это сделать.
Ленсман поглядел на худые ноги Якобина, торчащие из обрезанных штанин.
— А как вспомнил, пошел обратно, залепить дыру, чтобы моль не лезла. Тут-то он и обнаружил пропажу.
Ленсман позвенел наручниками.
— Изо всего этого явствует, что кражу совершил человек, который настолько изучил привычки пастора…
— Кто же в Льюнге не знает, что старик боится, как бы ризы моль не съела? — испуганно перебил Якобин.
Ленсман пронзил его всевидящим взором:
— А известно тебе, Якобин, что в Льюнге объявился бывший конюх цирка Кноппенхафера?