Бриг «Три лилии»
Шрифт:
— Все наладится, Туа-Туа, — произнес он хрипло.
В прихожей застучали сапоги — пришел Петрус Миккельсон.
— Спокойной ночи, Туа-Туа.
— Спокойной ночи, Миккель.
В дверях он обернулся.
— Будет время, я тоже научусь на органе играть, — сказал Миккель тихо. — «Ютландскую розу» и все такое прочее. Хочешь, Туа-Туа?
Глава девятнадцатая
ОГОНЬ
У Туа-Туа не было часов, но она и без того видела, как наползает ночь.
На
Сначала она прочла все псалмы, какие помнила. Потом все песни и припевки — все, что знала наизусть. Когда совсем стемнело, оставался только «Отче наш». Она медленно прочла его семь раз кряду, потом зажгла свечу, стараясь не думать о Синторе и о «шляпе».
Затем Туа-Туа свернулась клубочком на шерсти, которую набросал под парусом Миккель, и пробормотала: — Аминь! Доброй ночи, Доротея Эсберг, Льюнга, Бухюслен, Швеция, Мир.
Но закрыть глаза никак не решалась.
Она снова прочитала «Отче наш», потом посчитала до тысячи по-датски — так медленнее.
Веки становились все тяжелее и тяжелее, свеча — все больше и больше. Вот у свечи выросли длинные руки, и она пустилась в пляс, стегая по стенам желтой плеткой. Плетка вытягивалась, извивалась…
Туа-Туа быстро села. Окно! Это из него падал странный свет, плясавший на стенах.
Похолодев от ужаса, она прижала нос к стеклу.
Тысячи огоньков метались на склонах Бранте Клева. Они скользнули вниз, но нашли там только камень да мох. Тогда они опять побежали вверх, добрались до вереска на Синторовой пустоши, и к ночному небу потянулись столбы дыма.
Туа-Туа опомнилась.
— Бранте Клев горит! — закричала она и помчалась вниз по лестнице, путаясь в черной юбке, с огарком в руке.
Плотник Грилле — он проснулся от первого же крика — успел только заметить, как что-то черное катится вниз по ступенькам с чердака. В следующий миг его толкнуло так, что он влетел обратно в комнату и шлепнулся на стол. Тарелки и горбушки посыпались на пол.
— Сто… сто… стой, стрелять буду! — заорал плотник и прицелился в «привидение» бутылочным горлышком.
Но Туа-Туа была уже в прихожей. Здесь она наскочила прямо на Миккеля.
— На Бранте Клеве пожар! — жалобно произнесла она, не думая о том, что теперь весь побег сорвался.
Петрус Миккельсон стоял на кухне и натягивал сапоги.
— Марш сюда! Берите ножи и нарубите кустов, сколько успеете! — скомандовал он. — Возле каменоломни стоит кадка с водой. Там намочите.
Сверху спустился плотник Грилле, хромой и такой сердитый, что справился бы и с десятью пожарами. Бабушка схватила очумевшего Боббе за ошейник, но, увидев Туа-Туа, ахнула и выпустила его от удивления. Боббе кинулся бежать, Миккель следом.
Петрус Миккельсон первый поспел к кадушке и окунул в воду срезанный кустик.
— На пустошь!.. — хрипло крикнул он. — Ветер восточный.
И он исчез в дыму среди голых утесов.
Миккель первым выскочил на пустошь. По вереску прямо на него катила с громким треском стена огня и дыма.
А между ним и стеной были овцы. Вожак хотел пробиться сквозь огненную стену, но отступил с опаленной шерстью.
И сразу вся отара шарахнулась к пропасти. Миккель, крича и размахивая веником, бросился наперерез.
Первая овца уже достигла изгороди. Но она не стала прыгать, а пригнулась и боднула жерди. Тр-р-рах! За ней все остальные вырвались на волю. Лавина шерсти перевалила через сломанную изгородь и покатилась к краю.
И тут появился Боббе. Он летел как пуля, Миккель не успел даже заметить откуда. Громко лая, Боббе ворвался в обреченную отару и рассек ее на две части, да так умело, словно родился овчаркой.
Первая половина свернула в лощинки; здесь овцы вдохнули свежего воздуха и остановились в нерешительности, жалобно блея.
Левый поток все еще стремился к пропасти. Но Миккель благодаря помощи Боббе подоспел вовремя. Он кричал и размахивал веткой, не пуская овец к краю. А вот и лысина Грилле вынырнула из-за камней. Ба-ам-м!.. Он выстрелил в воздух из обоих стволов.
Боббе тоже прибежал сюда. Громким лаем он погнал овец к первому стаду, и они сгрудились вокруг своего вожака.
Опасность для отары миновала. Оставив Туа-Туа присматривать за овцами, Миккель и плотник вооружились новыми ветками и побежали дальше, сбивать пламя.
В деревне громко выла лавочникова сирена; с той стороны уже спешили люди. Но с этого края были только они двое.
Дым проникал в нос и рот, ел глаза. Миккель отчаянно хлестал по искрам в вереске, затаптывал огонь ногами.
Где-то вдалеке раздался хриплый голос Синтора:
— Бочки с водой сюда! Гони лошадь, Мандюс!
Мысли Миккеля смешались: «Бочки… лошади… Сейчас все будет в порядке… Я смогу…» Он хлестал и хлестал, а голова все сильнее кружилась от дыма. Куст точно сам колотил по пламени, но с каждым разом слабее и слабее. Миккель закашлялся и посмотрел кругом. Грилле куда-то исчез.
Воздуха! В груди стучало… Воздуха! Он повернулся и стал отступать, но сбился с пути и набрел на новые очаги пожара.
— Туа-Туа!.. — отчаянно завопил он.
В ответ чуть слышно донеслось:
— Миккель, где ты?..
Что-то косматое вынырнуло из дыма и чей-то влажный нос ткнулся ему в руку в тот самый миг, когда он упал ничком на землю.
— Боббе… молодец. Какой же ты молодец, Боббе!.. прошептал Миккель. Ноги стали как лапша, но надо было подниматься. — Ближе, Боббе, — шептал он. — Помоги…