Бригада
Шрифт:
— По правде сказать, я и не думал, пока не увидел их. Отсюда до перевала двадцать пять миль. Ты бы посмотрел на них вблизи! Если заставить их идти ночью по снегу, к утру они все будут мертвы.
— Ганс, они все равно погибнут, когда бантаги придут в себя и обрушат на нас ответный удар.
Ганс замотал головой:
— Это произойдет не так быстро. Я все прикинул. Мы перерезали им транспортную артерию и уничтожили столько боеприпасов, что их хватило бы на неделю тяжелых боев. Мы уничтожим пятнадцать с лишним миль железнодорожного полотна и подорвем мосты.
— Может быть, бантаги будут здесь уже этой ночью.
— Поживем — увидим. Я возвращаюсь на тот берег. Надо навести там порядок. Первым делом мы их как следует накормим.
— Чем? — обескураженно спросил Тимокин.
— Видишь всех тех лошадей? — Ганс ткнул пальцем в сторону бантагских коней, лишившихся всадников и разбежавшихся по степи. — Пусть наши кавалеристы сгонят их в одно место. Накорми чинов, уничтожь здесь все, что только можно, и уводи людей в горы. Я пошлю гонца к нашей пехоте на перевале, чтобы они вышли вам навстречу.
— Ты хочешь вывести пехоту в голую степь без всякого прикрытия?
— А что, есть какие-то варианты?
До них снова донеслись крики ликующих чинов, и Ганс посмотрел прямо в глаза Тимокину. Суздалец улыбнулся:
— Похоже, ради этого мы и сражаемся.
— Ты чертовски прав, старина.
Гаарк молча разглядывал объятый пламенем Рим. В его мозгу проносились воспоминания о прошлом: горящие города его родного мира, вырастающий в ночном небе гриб атомной бомбы, разом унесшей жизни еще одного миллиона человек, непрекращающаяся бойня, когда уже неважно, где свой, где чужой.
«Но здесь все иначе, — думал он. — Наш народ хочет уничтожить другая раса, и я тот Спаситель, который сокрушит врагов».
По его приказу артиллеристы прекратили канонаду. Боеприпасы почти закончились, но завтра утром сюда прибудут новые поезда, и штурм будет продолжен.
Гаарк перевел взгляд на своего офицера, державшего в руке белый флаг:
— Махай им над головой так, чтобы сразу было видно, что ты мой посол. Передай людям мое предложение и дождись ответа.
— Да, мой кар-карт.
Офицер растворился в ночи, и Гаарк довольно ухмыльнулся. Этот ход заставит людей задуматься и ослабит.
— Мой кар-карт!
Это был Джурак, и по его тону Гаарк почувствовал, что случилось что-то неладное.
— В чем дело?
— У нас возникла проблема.
— Что еще?
— Ты уже в курсе, что произошел разрыв телеграфной линии рядом с мостом через Эбро?
— Да.
— Только что вернулся из разведочного полета один из наших дирижаблей. Пилоты видели две колонны вражеских броневиков по обе стороны от моста. Наш гарнизон уничтожен.
— Проклятье!
— Гаарк, люди взорвали три наших поезда. Судя по шуму, в них были боеприпасы.
— Что??? — яростно взревел Гаарк. Пнув подвернувшийся под ногу комок земли, кар-карт отвернулся, скрывая свой шок от командиров уменов, стоявших неподалеку. — Я же приказал задержать отправление поездов до того момента, пока туда не прибудут наши броневики!
— Похоже, в штабе что-то напутали. Мы остались без снабжения, Гаарк.
— Перебросить на восток еще один умен. Железнодорожное сообщение должно быть восстановлено не позднее чем завтра.
— А как ты собираешься перевезти этот умен? В нашем распоряжении всего два состава. Один из них сейчас везет к реке броневики, а на втором мы собирались отправить ракетные расчеты и оставшиеся машины. И мы не можем связаться с нашими частями, оставшимися на восточном берегу Эбро.
Гаарк опустил голову. Три поезда с боеприпасами! Его войскам нужно было не менее пяти миллионов патронов в сутки, чтобы продолжать осаду Рима, и это не считая десяти тысяч снарядов для пушек и мортир. За тот месяц, что прошел с начала боев, он, совершенно не предвидя такого оборота, почти целиком израсходовал годовую продукцию всех военных заводов и до предела растянул свою единственную транспортную артерию. И теперь из-за одного чертовою партизанского рейда все могло пойти псу под хвост!
— Свяжись по телеграфу со всеми, с кем только можно. Пусть все наши конные соединения направляются к Эбро. Я хочу, чтобы прорыв на линии был ликвидирован, атаковавшие нас ублюдки уничтожены и транспортное сообщение восстановлено не позднее чем через три дня.
Джурак кивнул.
— А что ты планируешь относительно Рима?
— Если они не сложат оружие сегодня, то сломаются завтра. Я уверен в этом. На рассвете мы возобновим артобстрел и начнем штурм. Завтра им придет конец. Но те, кто совершил этот рейд, должны быть уничтожены. Сделай все, чтобы не дать им уйти от возмездия!
— Вот его условия, — произнес Пэт, глядя на письмо Гаарка, написанное на корявом русском языке. — Прекращение огня. Все русские войска должны в течение двух дней оставить город и на кораблях отплыть на Русь. Он не будет этому препятствовать. Рим слагает оружие и сдается орде.
Пэт обвел взглядом своих штабных офицеров и корпусных командиров. В углу комнаты, скрестив руки на груди, стоял Марк.
— Ответь ему, чтобы он шел к черту, — пролаял Шнайд, приподымаясь с носилок. Было видно, что сломанные ребра причиняют ему адскую боль. — Дьявол, да я сам возьму в руки ружье и выйду на передовую!
— Очень благородно с твоей стороны, Рик, — саркастически отозвался Марк. — Только, боюсь, от этого будет мало толку.
Шнайд гневно уставился на римлянина, и тот примиряюще вскинул вверх руку.
— Ты хороший солдат, Рик, но ты выдохся. Мы все тут выдохлись.
— Только не я, — проворчал генерал Мэтьюз, командир 6-го корпуса, и все остальные русские корпусные командиры согласно кивнули. Свою солидарность со словами Мэтьюза высказал даже Баркер, 4-й корпус которого был почти полностью уничтожен во время бантагского прорыва.