Бриллиант Фортуны

Вербинина Валерия

– Дотронешься до нее, – сиплым, страшным шепотом сказал Симон, – я тебе мозги вышибу.

– Да ладно тебе, Симон, – беззаботно отвечал человечек. – Ты же меня знаешь. Я не такой, как Жак, – ему жадность глаза застила, вот он и отправился ужинать с ангелами. Со мной ты всегда сможешь договориться.

Лицо Симона снова сделалось спокойным.

– Нам не о чем договариваться, любезный, – ответил он. – Так и знайте.

– Да знаю я, знаю, – отвечал Тербийон. – Только я знаю кое-что еще.

Ведь она все еще у тебя, ты не продал ее. Бережешь, да? Хранишь на черный день, а, Симон? Я же знаю тебя, ты всегда был запасливый.

– Убирайся, – коротко ответил Симон. – Идем, Жанна, девочка.

– Зря ты так со мной, Симон, – сказал Тербийон, качая головой. – Я ведь не один знаю, где ты находишься. Отдай камень по-хорошему, избежишь больших неприятностей. Это я тебе говорю.

– Пойдем, Жанна, – сказал Симон, – позовем полицию. Видишь, человеку совсем плохо, он заговаривается. Эй, мсье Армори! Заберите этого бродягу, а то он мне проходу не дает.

Но, прежде чем мсье Армори успел что-то сделать, Жан Тербийон бесследно растворился в толпе.

На следующую ночь Жанну похитили.

Ее привезли в какой-то дом, где по полу шныряли мыши и царила ужасающая грязь и запустение. В доме жили трое: толстая крикливая баба, ругавшаяся через слово, ее сын, мальчик чуть старше Жанны, с холодными глазами и остреньким личиком, и господин, похожий на важного сеньора. Было похоже, что этот красивый вальяжный мужчина – глава семьи. Четвертым в доме был Жан Тербийон – человек, который, собственно, и украл Жанну.

– Вот, принес, – доложил он гордо.

Жанна зарыдала. Ей было холодно в ночной рубашонке, и она хотела обратно домой. Толстая баба дала ей оплеуху, но тут вмешался важный господин.

– Ну, Мари, разве так можно обращаться с ребенком… – Он взял со стола румяное яблоко и протянул его Жанне. – Держи, крошка.

Жанна проглотила слезы и нерешительно протянула руку за яблоком. Важный господин со смехом отвел руку, но потом все же отдал ей яблоко.

– Бедняжке холодно, – сказал господин участливо. – Надо бы ее во что-нибудь одеть.

– Сам и одевай! – взвизгнула баба. – У меня тут не приют!

– Возьми что-нибудь из одежды Огюстена, – распорядился господин. – Они примерно одного сложения, пусть она пока поносит его вещи.

Толстая баба разинула рот. Она была так ошеломлена, что даже забыла выругаться.

– Чтоб я отдавала какой-то соплячке одежду моего сына… – начала она в негодовании.

– Ну, Мари, – сказал господин мягко, – будь же умницей… Ведь этот ребенок стоит целое состояние. Мы же не хотим, чтобы он случайно умер от воспаления легких? Так что давай, делай то, что тебе говорят, старая корова!

Последние слова прозвучали совершенно неожиданно, и Жанна даже заморгала от удивления. Она и не предполагала, что красивый и воспитанный господин, похожий на тулузского кюре, может быть таким грубым. Но толстая Мари проглотила все замечания,

которые, очевидно, так и просились ей на язык, и принесла одежду. Девочка переоделась и почувствовала себя немного увереннее.

– А теперь, – сказал глава семьи, – пора сочинить старику письмо.

– То-то Симон удивится! – сказал Тербийон, помирая со смеху.

– Можете мне не говорить, что было в письме, – перебил Видок Каверина. – Его извещали, что его внучка украдена и что они согласны вернуть ее в обмен на зеленый бриллиант. – Он поморщился. – Куда больше меня интересуют сообщники Тербийона. Жанна что-нибудь запомнила?

– Почти ничего. Кажется, главу семьи звали Франсуа, но в этом она не уверена. Надо сказать, что взрослые почти сразу же забыли о ней, поручив маленькому Огюстену стеречь ее и никуда не выпускать. Впрочем, тогда Жанна почти не сознавала, что ее стерегут. Она подружилась со своим тюремщиком, и они много играли вместе. У Огюстена была ручная мышь, и он кормил ее сахаром, а девочке это ужасно нравилось. Еще он показывал ей всякие фокусы, например вынимал золотую монету у нее из волос.

– Ах, фокусы, – пробормотал Видок. – Ладно. Что еще удалось запомнить мадемуазель Лагранж?

– В том доме она пробыла недолго, два или три дня. Кормили ее плохо, но, в общем, обращались с ней довольно сносно. Однажды ночью ее разбудили и сказали, что дедушка приехал за ней.

Это было не совсем правдой. Таинственный Франсуа, одетый еще более изысканно, чем обычно, помог Жанне сесть в карету, Тербийон сел на козлы, и они поехали.

– Куда мы едем? – жалобно спросила Жанна. Но никто ей не ответил.

Карета остановилась, и все тот же Франсуа, подняв девочку, помог ей сойти. Оглядевшись, Жанна узнала это место, и у нее заныло сердце. Это были развалины церкви Святой Елизаветы, о которых в городе ходила дурная слава.

– Ну, идем, – бодро сказал Франсуа и, взяв Жанну за ручку, зашагал вперед. – Мы пошли, Жан. А ты смотри, следи в оба!

– Само собой, – пообещал тот.

Они вошли в церковь, Часть крыши давно обрушилась, и над головами у них с гулкими уханьем проносились совы. Неожиданно из-за колонны показался силуэт мужчины. Франсуа притянул к себе Жанну, и внезапно она почувствовала, что он приставил к ее голове какой-то холодный металлический предмет.

– Только без глупостей, Симон, – предупредил Франсуа.

Симон Брюле сделал несколько шагов вперед. Жанна с ужасом заметила, как он постарел и осунулся за эти дни.

– Девочка моя, Жанна, – твердил он с каким-то всхлипом в голосе, – ты цела? Они ничего с тобой не сделали?

– Перестаньте, Симон, – вмешался мужчина. – Не такой уж я злодей, в конце концов… Отдайте нам бриллиант, и можете забирать ребенка.

– Да-да, – поспешно сказал Симон. – Сейчас…

– Как вы думаете, где он хранил «Принцессу грез"? – спросил Алексей у Видока, прервав свой рассказ.