Бриллиант раджи
Шрифт:
И бедный мистер Ролльс стал с нетерпением желать, чтобы поскорее приходило утро.
Возможными предосторожностями он не пренебрег, проверил надежно ли спрятан футляр с бриллиантами в самом дальнем кармане верхнего платья, и набожно поручил себя Провидению.
Поезд, как всегда, шел ровным и быстрым ходом. Проехали больше половины всего пути, когда сон начал наконец брать вверх над нервным возбуждением мистера Ролльса. Сначала он упорно боролся с сонливостью, но потом выбился из сил, лег на один из диванов и перед самым Йорком крепко заснул. Последней его мыслью была мысль о страшном соседе.
Когда он проснулся, в вагоне было темно, как в печной трубе, только едва мерцал занавешенный фонарь. Гул колес и вагонная качка свидетельствовали, что поезд несся по-прежнему с неизменной быстротой. Ролльс в ужасе принял сидячее положение, измученный страшными снами, а когда через некоторое время опять прилег, сон так и не вернулся к нему, и он лежал без сна в состоянии сильнейшего возбуждения, не спуская глаз с двери в умывальную.
В это время, когда он так лежал, случилось нечто довольно странное. Выдвижная дверь из уборной немного раздвинулась, потом еще немного, и образовалось отверстие дюймов в двадцать. В уборной фонарь не был задернут занавеской, и в освещенном отверстии двери мистер Ролльс увидал голову мистера Ванделера в глубокой задумчивости. Он чувствовал, что диктатор глядит на его лицо, и из чувства самосохранения затаил дыхание, призакрыл глаза и стал смотреть на диктатора из-под опущенных ресниц. Через минуту голова скрылась и дверь в уборную задвинулась.
Диктатор, очевидно приходил не затем, чтобы нападать, а только чтобы посмотреть. Его поведение было такого рода, что скорее он боялся за себя, чем сам угрожал. Мистер Ролльс опасался его, а тот, видимо, сам опасался мистера Ролльса. Приходил он, очевидно, только затем, чтоб взглянуть, спит или нет его попутчик, и убедившись, что тот спит, удалился.
Клерджимен вскочил на ноги. Чрезмерный страх уступил в нем место безумной смелости. Он сообразил, что грохот несущегося поезда заглушает все другие звуки, и решил сделать соседу ответный визит. Он вошел в уборную и прислушался. Как он и ожидал, кроме гула вагонных колес ничего не было слышно. Тогда он начал осторожно отворять выдвижную дверь из уборной в другое купе, раздвинул ее дюймов на шесть и невольно вскрикнул от изумления.
На Джоне Ванделере была надета дорожная меховая шапочка с наушниками, так что он не мог ровно ничего слышать при грохоте курьерского поезда, а видеть мистера Ролльса он тоже не мог, потому что был слишком занят и сидел с наклоненной головой. Он так и не поднял головы и продолжал свое довольно странное занятие. Между ногами у него стояла шляпная картонка, в одной руке он держал рукав своего верхнего пальто, а в другой огромный нож, которым подпарывал подкладку рукава. Мистеру Ролльсу приходилось читать, что некоторые носят деньги в поясах, но не случалось ни разу видеть, как это делается. А то, что представилось в эту минуту его глазам, было еще страннее, потому что, как оказалось, Джон Ванделер носил у себя в рукавах за подкладкой бриллианты. Молодой человек видел, как он выкладывает из рукава в картонку сверкающие бриллианты один за другим.
Он стоял пригвожденный к месту и следил за странной работой своего попутчика. Бриллианты были по большей части мелкие и ничего особенного собой не представляли. Но вот Джон Ванделер чем-то затруднился, видимо, он тащил из-под подкладки большую вещь. Вещь оказалась огромной бриллиантовой диадемой, которую он несколько секунд осматривал, прежде чем положить вместе с другими в картонку от шляпы. Эта диадема объяснила мистеру Ролльсу все. Он сейчас же по описанию узнал в ней вещь из числа украденных У Гарри Гартлея оборванцем. Ошибиться было нельзя, ее именно так описывал ему сыскной чиновник. Рубиновые звезды, в середине крупный изумруд, несколько полумесяцев между ними, грушевидные подвески с отдельным камнем каждый, составлявшие главную ценность диадемы леди Ванделер.
Мистер Ролльс почувствовал огромное облегчение. Диктатор оказывался замешанным в это дело не меньше, чем он. В порыве радости у викария вырвался глубокий вздох, а так как в груди у него давно уже было стеснение, а в горле пересохло, то за вздохом последовал кашель.
Мистер Ванделер поднял глаза. Его лицо исказилось. Глаза широко раскрылись, нижняя челюсть отвисла от удивления и отчасти от злости. Инстинктивно он набросил на картонку пальто. С полминуты оба смотрели молча друг на друга, но этого промежутка было довольно для мистера Ролльса. Он был из числа тех, которые в опасности умеют быстро решать, и первый нарушил молчание.
— Прошу прощения, — сказал он.
Диктатор слегка вздрогнул и, когда он заговорил, голос у него был хриплый.
— Что вам здесь нужно? — спросил он.
— У меня особенная любовь к бриллиантам, — отвечал мистер Ролльс с полнейшим самообладанием. — Двум знатокам следует быть знакомыми между собой. У меня есть тоже собственная вещичка, которая, быть может, послужит мне вместо рекомендации.
С этими словами он преспокойно вынул из кармана футляр, наскоро показал диктатору «бриллиант раджи» и спрятал опять.
— Это принадлежало вашему брату, — прибавил он.
Джон Ванделер продолжал на него глядеть с выражением тягостного изумления, но ничего не сказал и не пошевелился.
— Я с удовольствием вижу, — продолжал молодой пастор, — что у нас с вами бриллианты из одной и той же коллекции.
Диктатор был вне себя от неожиданности.
— Извините, — сказал он, — я теперь вижу, что становлюсь стар. К подобным случайностям я совсем не приготовлен. Но скажите, вы, если я не ошибаюсь, лицо духовное?
— Да, я принадлежу к духовному сословию, — ответил мистер Ролльс.
— Извините меня, — продолжал Ванделер, — извините, молодой человек. Я вижу, вы не трус, но нужно сперва посмотреть, не безумец ли вы. — Он прислонился спиной к дивану. — Познакомьте меня с некоторыми подробностями. Я должен их знать. Скажите, например, что вас побудило действовать с таким удивительным бесстыдством?
— Побудило — совершенное незнание практической жизни, — отвечал клерджимен.
— Буду очень рад в этом убедиться, — сказал Ванделер.
Тогда мистер Ролльс рассказал ему всю историю своей связи с бриллиантом раджи, от той минуты, как он нашел бриллиант в саду Рэберна, и до своего отъезда из Лондона в «летучем шотландце» [1] . К этому он прибавил краткое описание своих дум и чувств во время пути и закончил такими словами:
— Когда я узнал диадему, я понял, что мы с вами находимся в совершенно одинаковом положении перед обществом, и это внушило мне небезосновательную надежду, что мы с вами можем вступить в союз для того, чтобы сообща побороть разные затруднения. Для вас реализоровать этот бриллиант ничего почти не составит, при вашей великой опытности, а для меня это почти невозможно. Разбивать бриллиант на части будет, пожалуй, очень убыточно, да я и не сумею этого хорошенько сделать. Лучше же я вам уплачу за ваше содействие какое хотите вознаграждение… Виноват, может быть, я не так говорю… Я совершенно не знаю, как поступают в подобных случаях. У каждого свои способности и своя практика. Я могу вас хорошо окрестить, хорошо обвенчать, но в таких делах…
1
Так называют иногда экспресс между Лондоном и Эдинбургом (прим. перев.).