Бриллиантовое ожерелье
Шрифт:
– Все в порядке, мисс Ирэн? – спросил Гораций, когда мы прошли половину пути. – До сих вы ещё не произнесли ни слова.
В самом деле, подобное молчание не в моём характере. По дороге я присматривалась ко всяким мелочам и к каждому встречному, стараясь понять, не смотрит ли он на меня как-то особенно, или, напротив, желая убедиться – и это вероятнее всего, – что опасение быть узнанной – только мой пунктик.
– Просто я плохо спала, Гораций, – ответила я.
Он бросил взгляд на редкие облака на небе.
– Плохо или всего лишь… мало?
Я
А там оказалось уже довольно много народу, и нам пришлось встать в очередь.
На этот раз не было оживлённых разговоров и обменов мнениями, как в прошлую пятницу, а только обычные взаимные приветствия и пустая болтовня о неважной погоде этим странным летом. Вчерашние тучи вроде бы предвещали грозу, но её, похоже, не будет.
– Мадмуазель! – окликнул меня кто-то, и голос показался мне знакомым.
Со мной здоровался стоявший в дверях добродушный человек в форменной фуражке с кокардой – символом французской почты. Я узнала директора почты, с которым мы разговаривали в холле гостиницы «Художник».
Я ответила, и он жестом подозвал меня.
Извинившись перед мистером Нельсоном, я подошла к директору.
– Как поживаете? – поинтересовался он, пожимая мне руку. – Нужно отправить почту?
Я объяснила, что почту моих родителей отправляет мистер Нельсон, и сразу же поняла, что он позвал меня не для этого разговора.
– Да, конечно, почта!
Он прошёл к своему заваленному бумагами столу, принялся что-то искать и между тем сказал:
– Вчера вы заинтриговали меня корреспонденцией загадочного гостя из тридцать первого номера…
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить о Жаке Ламбере, который снимал этот номер в гостинице «Художник».
– Знаете, я проверил. И насколько понимаю, ваши предположения ошибочны. Он ничего не посылал в редакции газет, ни в Гавр, ни в Брест.
– Значит, он не журналист.
– Вот и я так думаю.
Я поблагодарила его за эту новость и пообещала передать её моим друзьям.
– Они не очень этому обрадуются… Но по крайне мере можно будет исключить…
– Однако новость эта не означает, что в вопросе, касающемся корреспонденции месье Ламбера, нет ничего интересного! – с довольным видом добавил директор почтового отделения.
– Вот как?
– Признаюсь вам, это исключительно интересно! Сначала я узнал, что Ламбер отправлял все свои письма только на один парижский адрес. А потом обнаружил… вот это! – и он показал небольшой конверт.
– И что же, простите, это такое?
– Безымянный конверт, на котором, тем не менее, стоит тот же парижский адрес.
– Тот, куда посылал письма Ламбер?
– Ну да! Смотрите, тут не указан отправитель, но адрес получателя тот же. Я заметил это, когда благодаря вашей подсказке просмотрел записи в регистрационном журнале.
Это был небольшой конверт, слишком тонкий, чтобы в нём могли поместиться какие-либо драгоценности, и пока директор почты держал его в руках, я успела прочесть адрес – рю де Мезьер, дом шесть.
– Я поспешил сообщить об этом инспектору Флебуру, и тот вскоре придёт за ним. Вдруг здесь окажется что-нибудь полезное для следствия.
Я кивнула, задумавшись.
И в то же время продолжала повторять про себя, стараясь запомнить: «Рю де Мезьер, дом шесть, рю де Мезьер, дом шесть…»
– Это и в самом деле может оказаться большой помощью с вашей стороны, месье… – поздравила я его.
– Вот и я так думаю, – улыбнулся он. – И захотел сказать вам, потому что это ведь и ваша заслуга, и ваших друзей.
Я ещё раз поблагодарила его и хотела уже попрощаться и уйти, но тут у меня возник вопрос.
– Простите, месье директор… – сказала я, снова обратившись к нему. – Любопытно вот что: если в субботу этот пакет ещё находился в дилижансе… когда же он был передан на почту?
– Я проверил и это, – ответил директор, – но ответа на этот вопрос у меня нет. Пакет должен был отправиться ещё раньше но потом почему-то задержался дольше обычного, до субботы.
Так или иначе, это уже не имело значения, важно, что у меня имелся адрес.
Глава 23
В Париже
– Не надо сердиться на маму, будь с ней поласковей, – сказал папа, когда коляска привезла нас на вокзал к парижскому поезду.
– Ты прав, папа, – согласилась я. – Но иногда это нелегко.
– Но и хорошей мамой тоже нелегко быть. Каждый должен стараться вести себя как можно лучше.
Я не совсем была в этом уверена, но и не подумала дискутировать на эту тему. К тому же спор получился бы неравным. Папа знал, что у меня непростые отношения с мамой – то прекрасные, то плохие, а я не понимала, как объяснить постоянные трения между родителями. Узнала только много лет спустя, когда увидела свою настоящую мать.
А в тот день, когда мистер Нельсон отнёс папины чемоданы и мой небольшой дорожный несессер в вагон, мне ещё не было известно, что я – приёмная дочь.
– До скорого, Гораций! – попрощалась я с дворецким, когда раздался свисток локомотива. – Как только выясню одну вещь, вернусь к вам.
– Удачи, мисс Адлер! – дружески пожелал он мне. Казалось, ему хочется поехать вместе со мной. Ещё немного, и он ласково погладил бы меня по голове.
Надо ли говорить, что мне совсем легко удалось уговорить папу взять меня с собой в Париж и очень трудно оказалось убедить маму. Больше всего её беспокоила обратная поездка, которую мне предстояло совершить одной.