Бриллиантовые кандалы
Шрифт:
— Я принимала всё это за чистую монету, за знаки внимания с его стороны, — говорила Марина дрожащим голосом, — но в тюбиках наверняка была спрятана какая-нибудь контрабанда, потому что он, едва мы прилетели в Парагвай, сразу украл их у меня из чемодана. Хотя, может, украли бандиты, которые летели с нами в самолёте.
— Ты думаешь, в тюбиках была контрабанда?
— А что же ещё? Героин небось везли!
— Но если они изъяли у тебя тюбики, то им не было смысла подставлять тебя полиции, — проговорил Виктор задумчиво.
— Значит, боялись, что я их выдам. Больно мне
— Я тоже думаю, что тебе это не надо. Тем более ты не знаешь в точности, что находилось в тюбиках. Скорее всего, они стремились избавиться от тебя как от свидетельницы другой своей аферы — похищения дебирсовских бриллиантов. Конечно, самым лучшим вариантом для них было тебя убить, как они поступили с моим отцом. Но Парагвай не Россия, здесь им сделать это, видимо, оказалось не совсем удобно. И они решили избавиться от тебя другим способом. Упрятать за решётку на два десятка лет. А там, как говорится, либо падишах умрёт, либо осёл сдохнет.
Она с испугом уставилась на него:
— Я, кажется, догадываюсь, что могло лежать в тюбиках…
Он кивнул:
— Да. Там были камни. Здесь сбыть их проще всего. Хочешь кофе?
— Очень. Я ужасно устала. После этой гадкой тюрьмы я мечтаю только о ванне и о чистой постели.
Выпив две чашки кофе, она ушла мыться, а он остался сидеть в гостиной, положив на колени журнал. Однако через пять минут отложил его, встал и, беззвучно ступая по ковру, подошёл к двери ванной. Прислушался к звуку льющейся из душа воды. Ему вспомнилась ночь накануне его отъезда из Москвы, которую они провели вместе. Виктор живо вообразил себе, как Марина с мокрыми волосами, по которым стекает вода, стоит под упругими струями, вытягиваясь и запрокидывая лицо навстречу падающей воде, как водит кусочком мыла по своей груди… Он прислонился к косяку и тихо застонал от нахлынувшего желания. Ничто не мешало ему ворваться в ванную и сразу, грубо, с животной необузданностью овладеть этой женщиной. Ведь сейчас она всецело в его власти. У неё ни денег, ни документов. Она беглянка. Её ищут. Но именно это соображение удержало его. Несдержанность может быть истолкована Мариной как стремление показать ей, что она является его собственностью. А между тем чувства, которые он к ней испытывал, меньше всего походили на чувства собственника. И он хотел, чтобы она поняла это.
Он вытер пальцами капельки пота, выступившие на лбу, и отошёл от двери.
Закутанная в полотенце Марина вышла из ванной. Виктор оглядел её с головы до ног.
— Это становится нелепым, — пробормотал он. — Совершенно нелепым.
— Что? — спросила она, уже зная ответ.
Их обоюдное желание выходило из-под контроля. Он сделал ещё один шаг к ней. Она тоже подалась ему навстречу, не отрывая взгляда от его затуманившихся глаз.
— Ты меня возбуждаешь, — сказал он. — И я ничего не могу с этим поделать.
Вместо ответа она обхватила ладонями его затылок, встала на цыпочки и поцеловала в губы. Он обнял её за талию и прижал к себе. Его губы по щеке и подбородку опустились ниже, к её тёплой шее.
— Твои объятия чудесны, — прошептала она. — Но этого мало.
— Да.
Он поднял её на руки, и через минуту они, полностью обнажённые, уже лежали в полутёмной спальне на огромной кровати. В окно сочился желтоватый свет уличных фонарей, которые горели где-то внизу, а в самом окне виднелись только несколько отдалённых высоток и звёздное небо.
Их дыхание стало прерывистым. Жаркая, источающая влагу плоть коснулась такой же жаркой плоти. В темноте Марине было проще и легче отбросить в сторону все приличия и стать какой-то совершенно иной женщиной. Куда делась её усталость после всех пережитых событий и долгой дороги! В эту волшебную ночь она была преисполнена страсти, сексуальна и раскована так, как никогда раньше. И всё это разбудил в ней он. Разбудили его объятия и поцелуи…
А потом они лежали, прижавшись друг к другу, дожидаясь, пока дыхание не придёт в норму. Она прошептала с печальным вздохом:
— Это было как во сне.
— Ты права. Я бы хотел, чтобы этот сон длился вечно.
— Я тоже. Но это невозможно.
— Почему? Всё в наших руках.
Приподняв голову, она посмотрела на его лицо, мягким прикосновением пальца обвела линию его рта. Он раздвинул губы, чуть куснул её за ноготь.
— Виктор, — прошептала Марина, чувствуя, как желание снова охватывает её.
Он повернулся к ней и поцеловал со страстью, которая эхом отозвалась в её теле.
— Нет, — произнесла она почти с отчаянием. — Далеко не всё в наших руках. Ты женат и никогда не бросишь эту женщину. Она помогла тебе сделать карьеру…
Он некоторое время молчал.
— Она действительно кое в чём помогла, это правда. Но теперь, когда ко мне пришла известность…
— Что?
— Я перестал зависеть от неё в этом отношении. Впрочем, её связи мне и раньше мало что давали. Девяносто девять процентов пути мне пришлось пройти самому, полагаясь только на себя.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Ещё не поняла? — Он улыбнулся. — Я собираюсь развестись с ней, чтобы жениться на тебе.
Она задохнулась от счастья:
— Перестань говорить глупости!
— Это не глупости. Перед отлётом из Нью-Йорка я подал на развод. Теперь этим занимается мой адвокат.
Виктор пристально посмотрел ей в глаза. Она невольно растерялась.
— В самом деле?
— Да. Я развожусь с Джудит.
Марина откинулась навзничь и с минуту лежала молча, дожидаясь, когда успокоится забившееся сердце. Это было слишком похоже на сказку, чтобы быть реальностью.
Он тоже молчал, догадываясь о том, что сейчас творится в её душе. Наконец, сжав её руку в своей, произнёс:
— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
— А тебя не смущает, что я сообщница преступников, что у меня были любовники, и среди них — твой отец?
— Меня ничего не смущает. Ещё в ту минуту, когда я увидел тебя впервые, я поклялся добиться твоей любви во что бы то ни стало. Потому что ты именно та женщина, которая мне нужна.
— Ты… — Она старалась справиться с волнением. — Ты это серьёзно?
— Совершенно серьёзно. Теперь слово за тобой. Можешь не торопиться, — прибавил он. — Если тебе нужно время, чтобы обдумать моё предложение…