Бриллиантовый дождь
Шрифт:
2
Итак, посадка произведена. Хотя лично мне показалось, что мы просто-напросто упали. Однако как раз это тут и называется «посадка». Нам дали часок отдышаться. В ушах звенело, и болела каждая косточка. Сила тяжести здесь меньше, чем на Земле, но после Луны казалось, что нас заковали в свинцовые латы.
– Привыкнете, клоуны, – снисходительно махнул нам рукой капитан корабля, тусклый человечек, должность которого я определил только по форме. – Айда в автобус.
Во время полета ни с капитаном,
«Автобус» оказался громадным вездеходом на гусеничной тяге. Он со скрежетом и грохотом пристыковался к нашему шлюзовому модулю, потом минут десять с шипением и свистом между ним и кораблем устанавливался баланс давлений, затем, наконец, расползлась диафрагма, и из нее вылезла чья-то лысая голова с сизым шрамом посередине лба. Как будто тут тоже был когда-то нейрочип, но его выдрали щипцами.
– Привет, смертнички, хе-хе, – сказала голова и весело нам подмигнула, – добро пожаловать в ад!
Мило.
… Саунд-чек прошел нормально. Залом нам служил огромный прозрачный купол-пузырь диаметром километров в десять. Нам объяснили, что сооружен этот ангар буквально только что, и чуть ли не специально для нас. То есть соорудили бы его так и так, ведь позднее здесь будет возделываться хлебное поле. Но именно из-за нас срок сдвинули на два месяца раньше проектного, а уже на следующий день после концерта пол начнут засыпать грунтом, насыщенным мутантными геобактериями. Эти твари способны превращать в землю и кислород не только пластик и отходы нефти, но даже стекло.
Я спросил у чекиста Смирнова, из какого материала сделан прозрачный купол, и тот, как ни в чем ни бывало, отозвался:
– Он алмазный.
Я только присвистнул. Сколько же на Марсе стоит хлеб, если для его выращивания возводят алмазный парник?!
Но Смирнов тут же меня «успокоил»:
– В здешних условиях выращивание искусственных алмазов обходится дешевле изготовления пластика. Это-то ладно. Вы еще увидите здесь унитазы из золота.
Вообще-то я уже видел, потому отозвался:
– Это, по-моему, позолота. Я еще подумал: ну и вкусы у местных дизайнеров…
– Золото, золото. Вкусы тут не при чем. Экономически оправдано и не ржавеет. Оно тут дешевле алюминия. Потому Марс и осваиваем, и колонию здесь держим. Плюс природный плутоний.
Небольшую сцену нам соорудили прямо по центру ангара. Мощность и качество фронта приятно удивили. Десяток колонок, выставленных вокруг сцены, легко прошибали помещение и заставили нас поломать голову: зачем сюда заброшена эта специфическая техника шоу-бизнеса, кому и для каких целей она могла понадобиться? Но думали мы недолго, потому что всякие вопросы отступали на второй план перед величием открывшегося нашим глазам пейзажа. Он был просто потрясающим.
Мы знали, что температура снаружи – почти сто градусов по Цельсию ниже нуля, но поверить в это было трудно. Потому что марсианская «пустыня», искрясь, сияла разноцветьем и была насквозь пронизана солнечными лучами. Всюду виднелись бесконечные леса «марсианских кораллов» или «марсианских сталактитов» – каменных подобий деревьев самых разнообразных расцветок и форм, в зависимости от состава примесей к их основной субстанции – кристаллическому аммиаку.
Одно дело видеть все это в записи и на стерео, другое – своими глазами. У нас захватывало дух и даже тянуло отправиться туда порезвиться… Но мы прекрасно понимали, что эта разноцветная картинка – лишь пестрая маска, за которой прячется смерть.
… Ночь наступила резко, без всякого перехода. Солнце выключилось моментально, как электрический светильник. Техники притушили освещение и под куполом. Мы стояли на сцене в полутьме и чувствовали себя довольно дико. Обычно мы выходим уже после того, как зал набьется публикой, но тут этот вариант не пройдет: когда ангар наполнится людьми, на сцену будет не протолкнуться. Ведь даже если на концерт явится только каждый десятый колонист, все равно их соберется около десяти тысяч. Контролировать такую толпу довольно трудно. Могут и помять.
Глаза привыкли, и оказалось, что не так уж тут и беспросветно: марсианская пустыня за прозрачными стенами мерцала, словно фосфор. Пилецкий закурил. Не по себе было всем, даже Чекисту, тем более что на время концерта ему придется со сцены соскочить и сесть с Бобом возле пульта. Туда, где обычно сидит Петруччио.
– У вас лишней сигаретки не найдется? – обратился чекист к Пиле.
– Говно – вопрос, – отозвался тот и одарил Смирнова куревом.
– Что-то не нравится мне тут, – вздохнул Чуч, глянув на часы.
– Не бери в голову, – посоветовал ему я. – Думай о борьбе бобра с ослом… Сколько у нас еще?
– Двадцать минут.
Внезапно двери ангара со скрежетом распахнулись, и мы рефлекторно уставились туда. Затылок в затылок, колонной по четыре под купол легкой трусцой вбегали бойцы спецназа в полной боевой оснастке. Я таких только по стерео видел. Бронированный скафандр, тяжелый армейский бластер… Две центральные шеренги бежали к нам, две крайние – растекались влево и вправо по периметру вдоль стены.
Охрана. Но зачем её так много? Первая пара уже почти поравнялась со сценой, а из дверей сыпались все новые и новые воины. Их было не меньше тысячи. Да нет, значительно больше. Тысячи две, наверное. По периметру они жались плечом к плечу, а сцену окружили аж тремя кольцами… Я глянул на наших. Пила стоял с отвисшей челюстью, и недокуренная сигарета болталась, прилипнув к нижней губе.
– Так, ребята, – сказал Смирнов, – приготовьтесь. Они с Бобом спрыгнули со сцены и направились к пульту. Чуч щелкнул выключателем гарнитуры под подбородком, и его голос, тысячекратно усиленный колонками, прогрохотал под куполом: