Бриллиантовый крест медвежатника

Сухов Евгений Евгеньевич

Она распечатала поданную ей колоду и выбрала короля треф.

Понтировали трое: Лизавета, купчина, который до того метал банк, и грузинский князь. Банк теперь метал севший на пароход несколько часов назад в Нижнем Новгороде пожилой господин с густыми бакенбардами и сросшимися с ними сероватыми усами. Он сидел прямо и своим обличьем походил на генерал-фельдмаршала.

– Прошу, – с легкой усмешкой протянул он Лизавете колоду.

– Извольте, – бойко ответила Лиза и мастерски подрезала карты банкомета,

вызвав одобрительный гул зрителей.

Пожилой стал метать: направо «лоб», налево «соник» – валет и семерка. У князя – валет, он проиграл. У купчины – туз. Он и Лизавета – при своих.

– Слущи, дарагой, тавай пависим ставку, э? – обратился грузин к банкомету.

– Я не против, – ответил тот.

– И я не против, – буркнул купчина.

– И я, – поспешила сказать Лизавета, так как все взоры обратились на нее.

– И каков будет куш? – поинтересовался банкомет.

– Пятьсот рублэй! – воскликнул князь.

– Не-ет, это мно-ого, – протянул купчина. – Сотенная.

– А вы как думаете? – обратился к Лизавете банкомет.

– Я как все, – вскинув голову, ответила Лиза. – Скажете пятьсот, будет пятьсот, скажете сто – будет сто.

– Тогда ставка – сто рублей, – резюмировал банкомет. – При выигрыше понтер имеет право удвоить ставку не более трех раз кряду.

– Тогда я не буду играт, – обиженно произнес грузинский князь и демонстративно вышел из-за стола.

– Ладно, выбирайте карты, – сказал банкомет, тасуя колоду.

На этот раз Лизавета выбрала десятку бубен. Купец подрезал колоду, и банкомет перевернул свои карты.

Наверху лежала семерка. Пожилой господин стал медленно двигать ее вправо. Показалась масть – черви, а затем и сам «соник» – десятка пик.

– Ваша десятка убита! – воскликнула Лизавета, по-детски захлопав в ладоши. Купец снова остался при своих.

– Изволите получить? – поклонился банкомет.

– Да, сделайте одолжение, – улыбнулась Лиза и приняла от него сотенную. – Я желаю удвоить ставку.

– Принято, – коротко ответил банкомет.

Лиза долго сомневалась, что ей выбрать, короля или даму. Наконец выбрала короля. И правильно сделала, потому как налево легла дама. Купец грустно выдохнул и полез в лежащее на столе портмоне – он выбрал даму и проиграл.

Медленно, очень медленно двигалась дама червей вдоль колоды. Зрители, окружившие игроков, затаили дыхание, вперив взоры в колоду банкомета. А через мгновение гостиная взорвалась громкими возгласами и рукоплесканиями: налево лег король. Лизавета с улыбкой посмотрела на слегка порозовевшего банкомета:

– Ваш король убит.

Пожилой господин протянул Лизавете двести рублей.

– Желаете еще раз удвоить ставку?

– Нет, не желаю, – спокойно ответила Лизавета, принимая деньги.

– И вы не предоставите мне даже возможности попытаться отыграться? – с надеждой спросил банкомет.

– Нет, – сухо ответила Лизавета.

Банкомет поймал ее взор. Он был холоден и спокоен. На него смотрела не азартная и простоватая эмансипэ, но умная и расчетливая женщина, умеющая владеть своими волей и чувствами.

– Благодарю вас, господа, – почти надменно сказала она и царственной походкой вышла из гостиной на палубу. Правда, царственность тут же улетучилась, когда она увидела беседующего с Прогнаевским Савелия.

– Савушка, Савушка, – подлетела она к нему, – а я начала обеспечивать себя сама.

Савелий непонимающе сморгнул.

– Что?

– Я только что выиграла в банк триста рублей!

– Ого! – воскликнул Прогнаевский. – Это больше моего будущего годового пенсиона!

– Ты играла в банк? – удивился Савелий.

– Да. Меня научил господин Дорофеев, – едва сдержалась она, чтобы не захлопать в ладоши.

– Ну вот, извольте видеть, Михаил Васильевич, – шутливо обратился к Прогнаевскому Савелий, – мало того, что моя супруга курит эти несносные папиросы, так она еще стала играть в азартные игры!

– И выигрывать, заметь! – засмеялась Лиза.

– Ну, что делать, – в тон Родионову промолвил Прогнаевский. – Эмансипация.

– А я еще люблю водить мотор, ездить на велосипеде и угощать приятных мне мужчин шампанским! – воскликнула она весело. Ее глаза так сверкали смешливыми искорками, что Савелию едва удалось удержаться, чтобы не расцеловать их.

– Значит, ты предлагаешь нам отметить твой выигрыш? – заразился ее веселием Савелий.

– Так я о том и толкую, господа мужчины. Какие же вы тугодумы.

– Вы как, Михаил Васильевич? – обратился к Прогнаевскому Савелий.

– Вы знаете, – улыбнулся подполковник, – хоть это и противоречит моим принципам, но я – за.

Они расположились за одним из столиков, что стояли прямо на палубе. Волга после того, как «Ниагара» прошла Нижний, разлилась, и редкие далекие огоньки по ее невидимым берегам совершенно сливались со звездами.

Немолодой официант принес шампанское в ведерке со льдом. Они выпили и замолчали, ибо, когда над тобой звезды и черное бездонное небо, все слова не более чем пустой звук.

– Вы так интересно рассказывали о поисках похищенной иконы, – все же нарушил молчание Савелий. – А вы сами верите, что найдете ее? И этот крест от короны?

– Честно признаться, не очень. Есть показания малолетней дочери сожительницы похитителя, что он разрубил икону в куски секачом, коим рубят мясо на котлеты, и сжег в печке. На щепках от сей православной святыни они согрели себе утренний чай. Следствие и суд эти показания не учли, да на них и нельзя строить ни обвинения, ни даже версий. Однако я думаю, что так оно и было.