Бриллиантовый крест медвежатника
Шрифт:
Все это было не похоже на письма, с которыми до того имел дело ротмистр: «…на погосте в Архангельской слободе возле свежей могилы надворной советницы Елизаветы Ферапонтовой тайник под чугунным крестом, а в нем – чудотворная », «…довожу до Вашего сведения, что сия явленная чудотворная икона упрятана известным городским громилой и бандитом Семкой Огольцом на Арском кладбище аккурат под огромной розой черного мрамора, что стоит на могиле княгини Анастасии Мустафиной, так что найти святой образ будет очень просто…», «…и та Сосипатра Бычкова говорила Ваньке Губошлепу, что, дескать, сказывала ей ее двоюродная сестра, будто слышала она на коровьем базаре, что на Суконке, как тетка Хавронии Прощелыгиной Епихария, прости Господи, говорила Мошонковой Тамаре, что знает она, куда Петька Шнырь икону тую запрятал, и если заарестовать Шныря, то он, верно, запираться не станет и покажет, где икона эта схоронена…»
И Михаил Васильевич решил наведаться в монастырь.
Старая Христова невеста, проведшая в обители более тридцати пяти лет и обойденная вниманием духовных властей в своем стремлении стать настоятельницей монастыря, как и предполагал Прогнаевский, была желчна и ядовита ко всему, что так или иначе касалось игуменьи Маргариты. И это, мол, она делала не так, как должно, и то не эдак. Варвару буквально трясло, когда она говорила про свою начальницу, и ее костлявые пальцы, обтянутые желтой старческой кожей в крапинку, сжимались в маленькие злые кулачки.
Разговаривали они в ее конторке при золотошвейной мастерской, которой она заведовала уже не первый год. В свою келию ротмистра она не пригласила, сказав, как ей казалось, понятную ему фразу:
– Там могут быть уши.
– А откуда у вас копия письма, адресованного настоятельнице? – осторожно спросил Прогнаевский.
– А я видела, как ей принесли это письмо, – с язвительным ударением на слове «ей» ответила Варвара. – И потом тайно прочитала его, а как выдалась оказия – переписала, – добавила она, нимало не смущаясь.
– Хорошо, – смутился вместо монахини Михаил Васильевич. – И что же дальше?
– А то, что та икона, о которой было прописано в письме, – точь-в-точь как наша!
– Не понял, – оторопел Прогнаевский. – Вы что, видели ее?
– А то, – ответила старуха. – Ей-то ведь не надо ничего, она беспокоиться не любит.
– Так-так, – проговорил ротмистр. – Значит, вы туда ездили?
– Да, ездила, – с некоторым вызовом ответила монахиня. – Собрала свои копейки – и поехала.
– Пожалуйста, поподробнее, будьте добры.
– А что ж – можно. Я еще при доброй памяти, помню все, а не то что некоторые… Ну, стало быть, прочитала я ейное письмо и поехала. Прибыла в эту Мариновку и сразу к нововыстроенному на месте явления иконы божьему храму, где ноне эта икона стоит. После с женщиной одной разговорилась, как оказалось, прислужницей этой самой мадам Ломен. Она и поведала мне в разговоре, что Ломен эта – жизни неправедной, оттого, верно, и храм выстроила, дабы грехи свои покрыть. Да. А работник, что икону выкапывал, вскорости помер. Так что нет у нее ноне никаких свидетелей обретения образа, да и не могла ей явиться святая икона, потому как таковым, во грехе погрязшим, иконы не являются. Небось купила где али, может, и украла, – закончила Варвара, сжав тонкие бесцветные губы и остро поглядывая на ротмистра.
– А что вы можете сказать о самой иконе? – спросил Прогнаевский.
– Похожа, очень похожа, – как-то уж больно уверенно ответила Варвара. – Лик, как у нашей, темен, письма точно древнего.
Сомнения, снова сомнения. И здесь было – он это чувствовал – что-то не так. Но старуха тридцать пять лет смотрела на эту икону, молилась на нее. И сказала: «похожа, очень похожа». И все же что-то не так. Так или иначе – надо ехать…
– Ну, вот и поезжай, – ответила старуха.
Ротмистр вздрогнул: оказалось, задумавшись, он произнес «надо ехать» вслух.
– Поезжай, поезжай, – добавила, ухмыляясь, Варвара. – Токмо мотри в сети ей, дьяволице, не попадись. Молод ты еще.
Не совсем поняв, что хотела сказать последней фразой старуха, Михаил Васильевич попрощался с монахиней и на следующий день, объяснив ситуацию своему шефу, выехал в Петербург.
Госпожа Ломен оказалась умной обаятельной женщиной лет под сорок с правильными и красивыми, но несколько резковатыми чертами лица. В ней был какой-то особый шарм, заключавшийся в ее взгляде, завораживающем с первых же мгновений знакомства. Очевидно, она до сих пор имела успех у мужчин, особенно у достаточно зрелых и опытных и умевших ценить в женщине ум и индивидуальность. Что, впрочем, не уберегло ее через несколько лет от суда и заключения в острог за симуляцию благотворительной деятельности и внушительные денежные растраты. Но это будет позже, а пока Варвара Викторовна, нимало не смутившись при виде жандармского мундира гостя, поздоровавшись, мило спросила:
– Чем могу служить?
Михаил Васильевич обстоятельно рассказал, кто он такой и по какому делу он счел необходимым причинить ей беспокойство.
– Ну что вы, бог с вами, никакого беспокойства вы мне не принесли, – просто ответила Ломен. – Имеете желание не откладывая съездить в Мариновку?
– Хорошо бы, если вы не возражаете, – мягко улыбаясь, ответил Прогнаевский.
– Нет, отчего же, – улыбнулась она в ответ.
Варвара Викторовна позвонила в колокольчик и велела закладывать лошадей. Некоторое смущение, которое испытывал Михаил Васильевич, прошло, и теперь подполковник чувствовал себя весьма просто и непринужденно. Может, оттого, что они с Ломен были примерно одного возраста и это снимало некоторые условности, а может, потому, что госпожа Ломен была с ним проста и как-то обыденна, будто ей каждый день доводилось возить жандармских офицеров в свое имение.
Церковь была небольшая, но ладная и выстроенная по всем правилам теперешней храмовой архитектуры: лепной декор, апсиды, филенки и всякое разное остальное.
Внутри церковки было тепло и уютно. В центре иконостаса в богатой золотой ризе стояла икона Божией Матери, и с первого взгляда на нее Михаил Васильевич все понял. Правда, на всякий случай он пошарил глазами по всему иконостасу, но знакомого образа Богородицы, того самого, что имелся некогда в Казанской женской обители, не было и близко.
«Абсолютно не похожа, – подумал Михаил Васильевич, возвращаясь взором к центру иконостаса. – Разве что лики темные, а так – ничего общего. И доска, кажется, длиннее и шире…» Тогда зачем было монахине, намного лучше его знавшей настоящую икону, утверждать, что мариновская икона «точь-в-точь как наша»?
– Вы где витаете, ромистр? – тронула Прогнаевского за руку мадам Ломен. – Спускайтесь-ка с ваших высот на землю.
– Да, виноват, – встретился со взглядом умных глаз Михаил Васильевич и невольно почувствовал, что чары этой женщины начинают действовать и на него. – Прошу прощения, задумался немного.