Бриллиантовый крест медвежатника
Шрифт:
Под трупом убитого было обнаружено более четырех фунтов еще не запекшейся крови, что позволило врачу сделать следующее заключение: смерть потерпевшего наступила от большой потери крови. На вопрос дознавателя, в какие часы наступила смерть, врач ответил, что точно это может показать только вскрытие, однако он определенно может констатировать по окоченелости трупа, что прошло, несомненно, более двух часов. Затем труп погрузили на дроги и отвезли в анатомический театр.
Далее дознаватель описывал обстановку дома убитого, заметив, что тот жил очень бедно, ежели не сказать нищенствовал, и сделал вывод, что покойный принадлежал к категории опустившихся людей, то есть к самым низшим слоям общества.
Второй лист был протоколом дознания свидетельницы Ксанеппы Проскуриной, соседки Введенского. Это именно она обнаружила труп Введенского и сообщила о том полиции. Из ее показаний выяснилось, что где-то в середине дня Введенский пришел домой не один, а с высоким немолодым мужчиной. Потом этот мужчина ушел. Позже из дома Введенского послышались крики и шум, но она не придала этому значения: сосед, напиваясь, часто горланил песни и ругался сам с собой. Потом все стихло. А затем Проскурину стало что-то угнетать, и у нее появилось необъяснимое чувство тревоги. Не отдавая себе отчета в своих действиях, она решила заглянуть к соседу и… обнаружила его труп.
При чтении показаний Проскуриной Щенятова не оставляло чувство, будто в них чего-то не хватает. Чего именно, он пока не мог понять и решил наведаться к Ксанеппе сам…
– А этот Введенский, он не побежит в участок? – как бы мимоходом спросил Родионов, принимая от Занозы сверток с планами и схемами.
– Не беспокойтесь, Савелий Николаевич, не побежит, – заверил его Заноза.
Савелий и Заноза сидели в отдельном нумере «Славянского базара» и наслаждались яствами французской кухни. Впрочем, наслаждался Савелий, а Заноза, бывший снова в личине Соломона Фельзера, лишь косился на устриц и лягушачьи лапки и ожидал свой персональный заказ – фаршированную щуку. К слову сказать, к щуке Заноза относился примерно так же, как и к устрицам, – есть, конечно, можно, но существуют кушания и получше; однако профессия, а главное, принятое на себя обличье сына Моисеева к сему обязывало.
– Почему так уверен? – спросил Савелий, пряча сверток.
Заноза хмыкнул.
– Потому что он взял деньги. А потом, он имеет личную обиду на начальство банка. У него умерла жена, он впал в меланхолию, пристрастился к водочке. Тут бы ему самое время помочь, поговорить по душам, пожалеть, дать отпуск. А его хлоп – переводят из референтов с большим понижением в архивный отдел, а потом и вовсе выгоняют со службы. Так что продажа планов и схем банка человеку, представившемуся грабителем, есть с его стороны своеобразная месть.
– Я понял, – кивнул Родионов. – Что еще?
– Конечно, Савелий Николаевич, в твоем деле я ермолай, понимаю мало чего, но с сигнализацией там все просто: надо выключить один тумблер на втором этаже, и все будет тихо. Включает и выключает сигнализацию сам управляющий. Спрятана она под картиной художника Шишкина и двумя дверцами с замочками, для кого-то, может, и хитрыми, а для вас, Савелий Николаевич, так раз плюнуть.
– Что еще?
– Кабинет управляющего на третьем этаже… Под зданием находятся подвалы, очень глубокие, остались от какого-то древнего дома, который стоял когда-то на месте банка. Да это все есть на планах, вы все сами увидите, Савелий Николаевич.
– Хорошо. Благодарствуй, Заноза. А теперь слушай внимательно…
– Ваш заказ, господа, – раздвинул тяжелые портьеры официант, внося огромное блюдо с фаршированной щукой. – Приятного аппетита. Не желаете ли газетку?
– Неси, – согласился Савелий.
– Сей момент, – исчез официант и через мгновение вернулся с кипой газет.
– Какие желаете-с?
– А что у вас есть из местных? – поинтересовался Савелий.
– «Ведомости», «Телеграф», «Волжский листок», – подобострастно отрапортовал официант. – В «Ведомостях» и «Телеграфе» есть про вчерашнее убийство.
– Давай «Ведомости», – согласился Савелий, передав официанту серебряный рубль. – Сдачи не надо.
– Благодарствуйте, – просиял лицом официант и бережно прикрыл за собой портьеры.
Савелий машинально развернул газету и наткнулся на заметку в разделе городской хроники.
«Вчера, в 7-мь часов вечера, на Подлужной улице в собственном доме найден мертвым мещанин Панкрат Семенов Введенский. На теле имеется знак насильственной смерти…»
Родионов поднял на Занозу потемневшие глаза и швырнул ему через стол газету.
– А ты прав, – медленно процедил Родионов, не отрывая взора от Занозы. – Не пойдет этот бывший референт в полицию.
– Так я же говорю… – произнес Заноза и замолк, наткнувшись на испепеляющий взгляд Савелия.
– А знаешь, почему не пойдет? – продолжал Родионов. – Потому что у трупа очень слабые ноги.
Заноза сморгнул и непонимающе уставился на Савелия:
– У какого трупа?
– А ты прочти, ты ведь у нас грамотный, – как-то зловеще промолвил Родионов, и у Занозы по телу пробежали противные мурашки. – Там, в разделе хроники…
Все время, пока Заноза читал, по-детски шевеля губами, Родионов не спускал с него глаз. Мысли вихрем проносились у него в голове. Неужели Заноза – крыса? Присвоил тысячу рублей, сказав, что отдал эти деньги Введенскому? А сам, взяв бумаги, убил его? Не выдержал соблазна? Как ему можно будет доверить корону?
Нет, этого не может быть. У него бывали всякие суммы, много больше этой паршивой тысячи. И к его рукам не прилипало ни рубля, ни даже одной захудалой полушки.
Однако, продолжал размышлять Савелий, времена меняются. Заноза немолод, так, может, он уже подумывает об обеспечении своей старости? И с этой тысячи, будь она неладна, он начал сколачивать себе состояние? А как же мокруха? В душегубстве так запросто Заноза замечен не был. Он набожен, ходит в церковь, читает всякие духовные книги – как он может убить вот так просто? Нет, Заноза, конечно, когда не будет иного выхода и его припрут к стенке, сможет убить человека. Если в ином случае ему будет грозить смерть. А какая угроза могла исходить от бывшего референта? В конце концов, его можно было просто напоить и спокойно унести деньги с собой. Наутро Введенский и не вспомнил бы, с кем он пил и куда подевались деньги. Выходит, референта все-таки убил не Заноза. Тогда кто? К тому же Заноза прекрасно понимал, что, расскажи Савелий кому-нибудь из фартовых о том, что тот скрысятничал и зажилил себе деньги, это был бы последний день в его жизни.
– Это не я, Савелий Николаевич, – отложив газету в сторону, прижал руки к груди Заноза. Было заметно, как подрагивают его пальцы. – Христом Богом клянусь, не я…
– Да я верю, – отвел от него взгляд Савелий. – Ни к чему тебе это все.
– Точно, ни к чему, – быстро согласился с ним Заноза.
Савелий Николаевич откинулся на спинку дивана, задумался, прикидывая, верно, что-то про себя.
– Ищейки, верно, уже носом землю роют, – наконец сказал Родионов. – Сегодня они узнают, что покойник когда-то служил референтом в Госбанке. Если у них хватит ума, они сопоставят это убийство с моим появлением в городе. А это очень плохо, понимаешь?