Бриллиантовый крест медвежатника
Шрифт:
– Дай ему, Костик, дай! – визгливо крикнула проститутка.
Весьма резко для его мощной конституции шкаф выбросил вперед руку, целясь прямо меж глаз Занозы. Но пудовый кулак попал в пустоту, увлекая за собой все тело. Шкаф вынужденно сделал вперед два шага и, трубно взревев, согнулся пополам: Заноза, присев и отскочив в сторону, нанес ему два сильных удара в живот и в бок. Затем, неторопливо взяв возле стойки табуретку, он со всей силы ахнул ею по бычьей голове амбала. Костик, выпучив глаза, охнул и повалился на заплеванный пол.
– Ты чо, папаша?! – кинулся на Занозу от дверей Федя.
Снова ловко увернувшись от удара, Заноза успел прыгнуть ему за спину и пнул амбала сапогом в задницу. Налетев по инерции на стол и опрокинув посуду, Федя резко обернулся и встретился со взглядом Занозы. Тот медленно шел на него и смотрел ему в глаза так, как смотрят за мгновение до того, прежде чем напрочь оторвут голову.
– Да я тебе сейчас кадык вырву!
Парализованный страхом, Федя все же успел достать финский нож, но тут Заноза ударил его прямо в лоб с такой силой, что у Феди поплыли перед глазами радужные круги, а затем и вовсе стало темно.
– Ну, вы прямо какой-то атлет Журто. Прямо Иван Заикин какой-то, – захлебывался от восторга Введенский. – А по вас ведь и не скажешь.
– Почему Заикин? – спросил Заноза, польщенный сравнением с чемпионом России по греко-римской борьбе.
– А вы разве не были на бенефисе Ивана Михайловича два года назад?
– Нет, – ответил Заноза.
– Очень жаль, – укоризненно сказал бывший референт. – Два года назад в Панаевском саду был международный чемпионат по борьбе. Заикин, конечно, победил. А в устроенный в его честь бенефис кто-то из публики предложил ему подраться с быком. Иван Михайлович тут же согласился, и, когда привели быка, он свалил его одним ударом в лоб. Ну, прямо как вы этих гадских амбалов.
– А куда мы идем? – спросил, меняя тему, Заноза.
– Ко мне. Комфорту у меня нет, конечно, никакого, но зато нет и лишних ушей и глаз. Кроме того, у вас, верно, будут разные вопросы, и я вам там все спокойно разъясню.
Дом, где жил бывший референт, был когда-то крепким пятистенком с обязательным мезонином. За домом был сад, который спускался прямо к реке Казанке. Место было замечательно красивым и весьма похожим на курортное. Когда-то сие загородное место было весьма привлекательным для дач, и его облюбовала городская знать и люди с хорошими деньгами. Город наступал, дачи двигались дальше и дальше от него. А это место превратилось в обыкновенную подгороднюю слободу с простыми деревенскими домишками.
И дом, и сад были под стать их хозяину: так же знавали когда-то лучшие времена и так же на день сегодняшний были донельзя запущены. Кроме того, построенная не так давно лечебница для хронических алкоголиков, что стояла чуть наискосок от дома Введенского с зарешеченными окнами, весьма напоминала Дом Скорби, что, конечно, не украшало общего впечатления от всего увиденного Занозой.
Они прошли в «гостиную» со столом, покрытым старой клеенкой, и двумя колченогими табуретами. Хитро подмигнув, Введенский на время исчез и вернулся с ворохом бумаг. Он разложил их на столе. В ответ на вопросительный взгляд Занозы бывший референт виновато пожал плечами и улыбнулся:
– Я просто подстраховывался. Согласитесь, в нынешние времена глупо доверять новым знакомым, тем более грабящим банки. Верно ведь?
– А что было в портфеле? – хмуро спросил Заноза.
Вместо ответа Введенский щелкнул замочком и раскрыл портфель. На его дне лежали ручка и чернильница-непроливашка.
– Ладно, давай к делу, – буркнул Заноза.
Введенский развернул одну из бумаг.
– Это схема сигнализации, – пояснил бывший референт. – Вот здесь все ее линии сходятся в один узел. Там же находится тумблер. Если он смотрит вверх – сигнализация включена, вниз – выключена.
– Так просто? – удивился Заноза.
– Просто, да не совсем, – серьезно сказал Введенский. – Узел с тумблером помещен в металлическую коробку. Коробка вделана в стену и закрыта дверцей. И дверца, и коробка имеют специальные замки, ключи от которых находятся только у управляющего банком.
– Ясно, – сказал Заноза. – А как найти эту дверку?
– Она вот здесь, – развернул Введенский кальку с планом здания, – на втором этаже между кассой и кабинетом бухгалтера. В мое время дверцу закрывал офорт Шишкина.
– Чево? – спросил Заноза.
– Ну, гравюра… картина, – пояснил Введенский. – Два года назад над дверцей висела картина художника Шишкина: березовая рощица с узкой тропинкой, а вдалеке – поле ржи. Симпатичная такая вещица…
– Понял. А где кабинет управляющего?
– Вот, – указал на кальке бывший референт. – Это находится на третьем этаже.
– А это что? – ткнул Заноза длинным заскорузлым пальцем в самый низ плана.
– Это подвалы под зданием. Очень древние, в несколько этажей. – Введенский на какое-то время задумался, а затем продолжил: – Когда я в них спускался, до самого низа даже и не дошел, до того они глубоки. Наверно, на месте банка стоял какой-то торговый дом, построенный очень давно, может, еще до взятия Казани…
Какая-то тень, мелькнувшая за окном, на мгновение отвлекла внимание Занозы. Впрочем, все, что было нужно, он узнал, и оставалось лишь вручить референту деньги, забрать бумаги и отвалить восвояси.
– Ладно, я все понял, – сказал Заноза, полез за пазуху и достал плотный сверток. – Здесь тысяча рублей. Будешь пересчитывать?
– Ну что вы, – махнул рукой Введенский. – Я вам верю… теперь. Вы – честный человек.
Заноза внутренне усмехнулся и насмешливо посмотрел на бывшего референта. Вот сейчас врезать ему ребром ладони по кадыку, он глаза закатит и повалится на стол, хватая ртом воздух. Но вздохнуть не сможет и через пару-тройку минут испустит дух. И денежки целы будут, и бумаги в кармане. А потом вырядится он снова Фельзером – поди отыщи его! Ведь и не удумаешь, что в безобидном фотографическом художнике, коего обидеть грех, скрывается он, Заноза, тобольский каторжанин, громила и тать.
Но – нет! Савелий Николаевич мокрых дел терпеть не может и по головке за убийство референта не погладит, а чего хуже – от дела отлучит. А дельце, видать, прибыльное намечается, тут денежки обломятся не в одну тысчонку. Да и жалко этого пьянчугу. Ведь, похоже, и взаправду он ему верит, дурень эдакий…
– Знаете, а ведь я не раз хотел эти бумаги в печке сжечь, – глядя на Занозу счастливыми глазами, сообщил Введенский. – Ведь как бывает: вещь совершенно не нужная, лежит годами, только место занимает, а как ее выбросишь, сразу появляется в ней надобность. А ее уже нету. Вот и кусаешь потом локти. Вам такое знакомо? Такое и с этими бумагами могло приключиться.