Британские коммандос
Шрифт:
Среди множества британских солдат, втянутых в этот кошмар, был Джон Пескетт из Суффолка. В 1947 году в возрасте 17 лет он вступил добровольцем в морскую пехоту, и после базового курса присоединился к отряду коммандос № 45. Через год он был в Палестине в стрелковом взводе, затем попал в джунгли Малайи и участвовал в кратком столкновении в Сомали с Коммунистическим союзом молодежи, угрожавшим базе британских ВВС в Могадишо. В 1950 году, накануне своего двадцать пятого дня рождения, Пескетт вызвался добровольцем в 41-й отдельный отряд коммандос и в сентябре в первой волне подкреплений отправился в Корею. Это многочисленное пополнение должно было компенсировать огромные потери в жестоком сражении на льду Чункхенского водохранилища, где 40 000 солдат ООН оказались в окружении
«Нас перебросили в Японию в совершенно неподходящей одежде. В целях унификации вооружения нас учили обращаться с американским оружием. Подобралась веселая компания, готовая выполнить любое задание. Болтали, что для создания 41-го отряда коммандос прочесали все британские тюрьмы, но это полная чушь. Мы все были добровольцами; никто не попал туда по принуждению. Некоторые прибыли из Малайи, некоторые из Гонконга, а некоторые из дома. Отличная команда. И американские пехотинцы тоже отличные ребята: и те, у кого за плечами опыт войны, и 17-летние новобранцы из учебных лагерей. Мы там подружились со многими американцами, и дружба продолжалась много лет. Мы почти сразу же начали боевые действия. Базируясь на острове в заливе Вонсан, мы участвовали в патрулях и рейдах миль на сто в тыл врага. В патрулях подслушивания, например, мы подкрадывались в резиновых сапогах к деревне, отмечая все, что видели и слышали, затем тихонько возвращались к лодкам и ускользали на остров. Затем отправлялись патрули за «языками». В местах предстоящего десанта они устраивали засаду на северокорейский патруль, захватывали офицера для допроса и избавлялись от остальных. И патрули подслушивания, и патрули захвата «языков» были необходимы — единственный способ получить информацию, так как крестьяне были запуганы до смерти, как и во всех этих коммунистическх странах. За болтовню их беспощадно убивали».
В июне 1951 года Пескетт был переведен во взвод № 1 роты Бейкера, укомплектованный бойцами из 3 СБС и совершавший диверсии в тылу северных корейцев. В одном из этих рейдов десантники попали в страшный шторм, тайфун. Отряд добрался до берега, а судно с оставленным на нем пехотинцем проболталось в море всю ночь. Наутро наспех собранная команда — Пескетт, квартирмейстер-сержант Дей и морские пехотинцы Хикс и Бамфильд — вернулись на судно, чтобы отвести его к подветренной стороне острова. Послушаем Пескетта:
«Когда мы отправились на задание, шторм еще бушевал. Ветер сталкивался с волнами, и мы плыли будто в водяном одеяле. Чтобы обогнуть скалы, пришлось выйти в открытое море, и единственный мотор перегрелся: песчаные фильтры забились мусором. Мотор заглох и, чтобы снова завести его, пришлось чистить фильтры. А пока я возился, нас швыряло по волнам. Когда удалось завести мотор, лопнул один из рулевых тросов. Пока снова занимались ремонтом, двое держали руль. Я уже понятия не имел, где мы находимся. Ничего не было видно, и мы просто пытались удержаться на плаву. Так мы пробарахтались несколько часов, и вдруг я заметил, что море стало мельче.
Потом мы увидели берег: кольцо скал, а за ними лагуна. В скалах была брешь, в которую наше судно могло бы протиснуться, но тут нам повезло. Огромная волна перенесла нас через скалы прямо в лагуну. Судно подошло вплотную к берегу; мы оказались в безопасности. Старший сержант послал меня и солдата морской пехоты Хикса в разведку. Мы вскарабкались на вершину холма и увидели внизу в долине множество огней. Уже стемнело, и мы решили залечь на ночь и поспать. На рассвете мы снова поднялись на вершину того холма и увидели в долине лагерь целого северокорейского батальона.
Оставался единственный путь отхода — морем. Я пошел посмотреть на наше судно и с ужасом обнаружил, что с отливом оно оказалось в 200 ярдах от воды. Поскольку оно весило 30 тонн, и речи не было о том, чтобы его сдвинуть. Мы с Бамфилдом вытащили перекрытие, решили посмотреть, нельзя ли сделать из него плот. Старший сержант согласился, хотя идея ему не очень понравилась, ведь это означало, что только двое смогут плыть на плоту, а другая пара все время будет в воде. Однако в одном мы были уверены: здесь оставаться нельзя и ничего больше сделать мы не можем.
К девяти часам мы были готовы к отплытию. Старший сержант сказал, что ему надо отлить, и исчез в кустах. И тут же нас окликнул корейский патруль, раздались выстрелы, взорвалась граната… бах, и мы в плену. Смущенного старшего сержанта вывели из кустов в одних голубых подштанниках. Нас всех отвели в бункер в долине и допросили поодиночке. Каждому сказали, что выведут из бункера и расстреляют. Первым вывели самого младшего, Джимми Олдриджа, завели за угол, и раздался выстрел. Следующим был Хикс, и все повторилось. Затем Бамфилд. Потом старший сержант. Проходя мимо меня, он проронил: «Мы ничего этим ублюдкам не скажем». Снова выстрел, и я остался один. Я подумал: господи, их всех уже нет. Меня начали допрашивать… и я тоже ничего не сказал».
На самом деле, это были не казни, а уловка, чтобы заставить пленных заговорить, но никто не заговорил. Их отправили пешком в город Вонсан, сильно пострадавший от воздушных налетов. По улицам текла нефть из взорванных нефтяных резервуаров. Капитан охраны с трудом удерживал местных жителей, пытавшихся напасть на пятерых британцев. Все это происходило 29 августа 1951 года. Несколько дней пленных продержали в лагере в яме на скудном рисовом пайке. Затем, сковав всех пятерых одной цепью, отправили на грузовике в следственный центр для военнопленных в Пхеньян. Грузовик медленно поднимался в гору, когда американский самолет, пилотируемый майором (впоследствии генералом) американского корпуса морской пехоты Джеральдом Финком, выпустил в их сторону пару ракет. Грузовик взорвался, шофер и пассажир рядом с ним были убиты, остальных, охранников и пленных, выбросило из кузова. Если бы их отбросило в другую сторону, вправо, они упали бы с обрыва в пропасть глубиной 300 метров.
Никто из них не был серьезно ранен. Кто-то из охранников хотел пристрелить британских военнопленных на месте, но молодой капитан остановил его. Один корейский солдат поранил ногу и не мог идти. Пескетт попросил у офицера бинт и перевязал рану, а морские пехотинцы сняли куртки, срезали пару палок и сделали носилки. Они донесли раненого до деревни, где армейский врач похвалил Пескетта и его товарищей за умелую первую помощь:
«Крестьяне так обрадовались, что дали нам голову лошади, убитой при бомбежке, и миску риса. Потом пешком мы добрались до следующей деревни. Там нас допросил офицер, хорошо говоривший по-английски. Только радости это ему не принесло. К тому времени я страдал острой дизентерией. Остальных он отправил в следственный центр, а меня оставил в деревне с одним охранником; я жил в семье, две женщины и двое детей. Ни один из нас не знал языка друг друга. Они делали все, чтобы помочь мне. Я жил с ними пару недель. Если бы я смог вернуться и найти тех двух женщин, я отдал бы им все, что у меня есть. Они были замечательные.
Старшая послала моего охранника в горы за какими-то особенными травами, потом сделала настой и велела мне пить. Жуткая гадость, но я пил понемногу каждый день и постепенно избавился от дизентерии. У меня была всего одна пара брюк, те, что на мне. Младшая женщина одолжила мне еще одну пару, и когда я пачкал одну, они ее стирали и возвращали мне чистой. Они также водили меня к реке, чтобы я мог посидеть в воде и вымыться. Конечно, я не брился и не стригся.
Однажды через деревню проходил отряд китайских солдат. Мой охранник, капитан, посадил меня в дверях хижины, а рядом поставил пустую медную миску, и с каждого проходящего китайца брал по сигарете за то, что они на меня смотрели. В конце концов огромная миска наполнилась сигаретами. Этот охранник однажды отвел меня в другую хижину и дал лист бумаги, вопросник. Он велел мне ответить на вопросы, а я, нахальный щенок, решил проявить остроумие. Увидев мои ответы, охранник пришел в ярость и стал бить меня по голове автоматическим пистолетом. Вышиб зуб, разбил бровь и порезал мне все лицо. Когда он привел меня в мою хижину, старшая из женщин так разбушевалась, что схватила железную кастрюлю и швырнула в него, а потом гнала его через всю деревню.