Бродячий труп
Шрифт:
— Здорово, Скотт. Может, мне причитается еще кусок?
— Будем надеяться, Бенни, — я-то очень надеялся, что его информация стоит того.
Он не стал терять время:
— Тебя все еще интересует, где хоронятся Ники Домано и его люди?
— Еще как.
— Не знаю точно, но, кажется, я засек их. С час назад я подъезжал к городу по Кипарисовой. Несколько парней в большом «империале» обогнали меня, несясь, как черти — я давал шестьдесят, — и я разглядел парня, сидевшего с моей стороны. Это был Пит Питерс. Его кличут «Ирландец» Пит — он пьет ирландское виски. Знаешь его?
Я
— Он пашет на Ники. Службу он проходил в саперных частях, рвал мосты и все такое. На гражданке стал рвать сейфы. Спец, отвешивает с точностью до унции взрывчатку, необходимую для вскрытия любой жестянки. Ловкий тип. Но главное — он работает на Ники.
— Ты видел только его?
— В машине было еще трое-четверо, но я узнал только одного. Достаточно. В миле от меня они свернули на проселок слева. Я не стал там задерживаться, но примерно в полумиле на возвышенности стоит одинокий дом. Вокруг ничего, кроме кипарисов. Вероятно, это их пристанище. Ну, эта информация стоит куска?
— Да, если ты уточнишь месторасположение.
— Нет ничего проще. Чуть дальше за проселком, на который они свернули, я проехал мимо большого старого деревянного дома, готового вот—вот рухнуть. Там был старик, рассыпающийся, казалось, на ходу. Он копал ямки, как он сказал, под вывеску «Звероферма Эбена». Если поедешь отсюда, в миле или чуть меньше за этим зоопарком увидишь проселок справа.
— Зоопарк? Животные под тентом?
— Ага, только без тента, просто несколько загонов во дворе. Оттуда я не мог видеть дома, куда направились «мальчики» Ники, значит, и они не могли видеть меня. Поэтому я остановился поболтать со стариком. Я спросил его, не знаком ли он с соседями. Он никого не знает. Сам только что переехал из какой-то дыры в пятидесяти милях оттуда, где брал по паре монет с местных фермеров за показ своих животных. А может, и за то, чтобы посмотреть на него. Если посадить его в клетку, я сам заплатил бы пару монет за такое удовольствие. Мог бы насладиться таким зрелищем раз четыреста.
Он намекал. Я достал бумажник, выудил стодолларовую банкноту и протянул ему.
— Не убирай пока свой бумажник. У меня есть еще новость. И большая.
Я улыбнулся. Может, не очень искренне, но улыбнулся:
— Большую новость ты припас напоследок?
— Это мой бизнес, Скотт.
Я вынул полсотни, две двадцатки и десятку и убрал бумажник.
— Настолько большая?
— Еще бы. Ты даже не поморщишься.
Я сложил банкноты пополам и протянул ему:
— Вперед.
— Твой телефон на подслушке.
Я вытаращился на него.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Точнее, оба твоих телефона подслушиваются.
Я отдал ему сотню.
— Ты ведь знаешь «Тропикс»? — спросил он.
— Конечно, — это был бар с музыкальным автоматом в центре Лос-Анджелеса. Им владел через подставное лицо один рецидивист с двумя отсидками за спиной, которому нравилось общество родственных птичек. В его баре недавно освободившийся из тюрьмы клиент мог спокойно выпить и насладиться общением с корешами. Случайно забредшим в него туристам этот бар показался бы скучным и бесцветным. Но если ты не турист и сечешь по фене, ты можешь иногда услышать весьма любопытные и красочные разговоры.
— Я был там вчера ночью, — продолжал Бенни, — пил пиво и прислушивался ко всему, что могло бы заинтересовать тебя. И кто бы ты думал зашел туда? Один из твоих коллег — Нил, не знаю его фамилии. Маленький, круглолицый парень с толстым задом.
Я понял, о ком он говорил: бывший частный детектив, лишенный своего патента, но не потерявший своих энциклопедических познаний в электронике и умения устанавливать подслушки. Мы поддерживали вполне дружеские отношения, но теперь им пришел конец.
Бенни продолжал рассказывать:
— С ним была шикарная блондинка, на два фута выше его, роскошно сложенная. — На его лице промелькнула усмешка. — Они заняли заднюю кабинку рядом с мужским сортиром. Оба уже здорово набрались и продолжали пить неразбавленное. — Он открыл дверь кабинки и швырнул туда окурок. Послышалось шипение, свидетельствовавшее, что он попал точно в цель. — Короче, я зашел в сортир, оставив щель в двери. Нил старался произвести впечатление на эту бабенку, но ему никак не удавалось уговорить ее. Наконец он похвастался, что только что установил подслушку на пещеру Шелла Скотта. Сказал: «Я так опутал сукина сына проводами, что он даже икнуть не может без того, чтобы я этого не записал». Это произвело впечатление на девицу.
— Так и сказал: «сукина сына»?
— Ага. Для начала. Хочешь услышать, как еще он тебя называл?
— Забудь об этом. Он устроил подслушивание только телефонов или всей квартиры?
— Как я слышал, только телефонов.
— Он не проговорился, для кого сделал это?
— Нет.
— Не в курсе, где я мог бы найти его сейчас?
— Опять же нет.
— Почему ты не позвонил вчера же ночью?
— Я звонил. Он и блондинка появились в баре около одиннадцати. Я позвонил где-то в полночь. Ты не ответил. Да и не очень-то мне хотелось звонить по подслушиваемому телефону. Отложил на утро. Черт, ты должен сказать спасибо за то, что я вообще позвонил!
— Я больше чем благодарен...
— Я провел сорок минут в этом треклятом нужнике. Сорок минут прижимая ухо к щели и зажимая нос. — Он оглядел белые стены. — Сортиры... История моей жизни...
— Ты хочешь сверхурочной оплаты, Бенни?
Он покачал головой.
— Я хотел два куска и получил их. Я доволен. А ты?
— Пожалуй, больше, чем ты.
— Хорошо. — На его лице снова промелькнула улыбка. — Теперь, когда я живу честно.
Время шло к полудню, когда я съехал с шоссе в сторону Голливуда, намереваясь побывать на Кипарисовой дороге и осмотреть район, где — может быть — шайка Ники Домано устроила свою штаб-квартиру.
Остаток утра я потратил на проверку звонков, которые зафиксировала Хэйзел, телефонистка с коммутатора здания «Гамильтон», где находится мой офис, и на попытки найти Нила. Звонки, как оказалось, не имели отношения к делу Александера-Домано.
В «Тропиксе» я узнал имя блондинки, с которой накануне ночью гулял Нил, но никто не мог сообщить, где можно отыскать ее или самого Нила. Когда я наконец найду его, я задам ему такую трепку, что у него будет полное основание называть меня «сукиным сыном».