Броквен. Город призраков
Шрифт:
— А вот если мы разберёмся с Падре как можно скорее, способом революции из Особенных — городская власть во будет! — Керт раскрыл дверь, пропуская всех нас внутрь.
— Если разберёмся с Отцом, власть лучше не станет, а вот природное и смертное состояние… вполне, — хихикнула я, покатываясь по бархатному красному ковру.
— Ох уж эти зажравшиеся жирные сынки депутатов, — вздохнул удрученно Эйд, вспоминая мэров Броквена с тридцатью третью складками жира.
Нас встретил почти пустующий ресепшн. В просторном и широком, каждый малейший вздох здесь отдавался эхом. Сбоку была извилистая темно-деревянная лестница, которая вела одновременно наверх и вниз, очевидно, к столовой. Светские
Кёртис, быстро обменявшись с призрачной девушкой парой фраз, отвёл нас наверх, на двадцать четвёртый этаж. Как оказалось, Револ жил на этом этаже. Плюхнувшись на чуть смятую белесую постель, уставившись в разбитое зеркало туалетного столика напротив, мы параллельно наблюдали, как Керт летал туда-сюда. У меня даже в глазах раздвоилось, уж очень активно он маячил по темным синим покоям. От его движений на душе вдруг сделалось не спокойно. Кёртис явно что-то пережевывал в голове, и я догадывалась, о чем, точнее о ком он думал. Явления смога в Броквене стали ещё хуже; только вспомните это полчище зубов и тину по всему телу, а ещё странную фразу «Filii Eius». Меня не покидало чувство тревоги от надписи Отца, подозрение жгло изнутри. Так хотелось разобраться во всем этом, расставить по полочкам, но пугало то, что истина могла оказаться страшной и кровавой. Голос, будто из прошлого, кричал мне, что я обязана сделать истину не плачевной. Но от собственных сомнений о том, смогу ли я истребить Детей Отца и разрушить новые планы этого невидимого злодея, становилось тошно. Хотелось бить себя по щекам, обзывая тряпкой и трусихой, ведь это же мой народ, он под моей защитой. А защита боится чего-то неизвестного… Позор.
Кёртис вдруг остановился. Глубоко вздохнув, он закрыл плотные шторы, оставив нас в синем мраке, будто на дне океана (а мы туда без единой зацепки и шли). Затем Револ откинул дробовик, расстегнул пуговицы на груди, и уселся на маленький чёрный пуфик около столика, сложив руки в замок.
— Память у меня, конечно, провальная, — усмехнувшись, склонился Керт. — Я даже не помню, как звали мою мать. Но у меня память плохая с детства, от матери досталась. А вот у остальных призраков развилась с прибытием в Броквене настоящая амнезия.
Я окоченела.
— В смысле? — чуть ли не вскрикнула я, сжимая ткань сарафана.
По бледному, чуть светящемуся голубым лицу пробежала мрачная тень.
— Вы ведь знаете, что в тумане содержится яд, который кошмарит и оседает на призраках?
Мы втроём кивнули, а Юнок скрипнул ножкой кровати, жуя одеяло.
— В состав яда входит не только так называемый мной гормон гнева, но и некие вещества, что затуманивают рассудок призракам, — Кёртис принялся глядеть на нас исподлобья, время от времени облизывая губы и ковыряя ногти. — Вспомните-ка, вам кто-нибудь говорил, что не хочет покидать Броквен?
— Рыжий Бес… — вдруг заговорил Эйдан. — Бандит, который подсказал нам дорогу до тебя, говорил, что не хочет помощи и что ему здесь хорошо.
— В-о-от, — Керт заводил указательным пальцем. — Призракам не хочется покидать Броквен из-за того, что они забыли свою жизнь. В прямом смысле. Я много кого спрашивал, разговаривал…
Телагея сглотнула, распуская взлохматившиеся хвостики.
— «Каждому нужен Отец. Отец обещан нам, а мы обещаны ему» — прохрипела Марати, повторяя слова ведущего Танцев на костях.
— В яблочко, — щёлкнул Револ, прекращая ковырять ногти. — Этот хрен вместе с гормоном гнева смешивает вещества, которые сламывают мертвых. С каждым всплеском они постепенно забывают свою жизнь: как, где, и в каком году они родились, забывают свое окружение, работу, хобби, заботы, и самое главное — семью. Это словно гипноз; ядовитое вещество заставляет забыть жизнь и вживляет в мозг совсем другое, а именно то, что им нужен Отец, они его и без него они никуда.
— Так вот почему призраки так муторно выглядят, — подметила я, расстегивая рюкзак, чтобы достать успокоительные таблетки. Дышать становилось потихоньку трудно. — Они помнят только свою мертвую жизнь.
Кёртис кивнул, отдирая ноготь с безымянного пальца.
— Теперь давайте обратимся к логике, а точнее даже правдивой логике. В яд гормон гнева Отец может вживать только по одной причине: чем больше в призраках беспощадного живого гнева, тем эффективней они теряют свою человечность. Чем чаще преобразовываются их тела, тем сильней они становятся. Когда слизь покроет цепи до талии, призраки превратятся в сильных гневных воинов и останутся такими навсегда. Предположительно, сильная злость и уродство нужны Отцу, чтобы создать армию, которой он может управлять, которая будет слушаться только его. Забывчивость нужна нашему злодею наверняка для того, чтобы в конец запудрить мозги, и никто бы из призраков не смог встать против него, ну, кроме Особенных. Получается, такая армия звериных и преданных призраков нужна ему явно для какого-нибудь бунта. Хуже, для апокалипсиса.
Не успев поддаться расслабляющему эффекту от таблеток, меня передернуло. Сразу вспомнилась фраза того бандита близь проклятой рухляди: «У него есть сотни последователей». Аргументы у Кёртиса были весомыми и логическими. Мы втроём не находили места, не было ни одного сомнения, что яд был предназначен не для апокалипсиса. Вспомнить гусеницу — она же мгновенно превратилась в маленького воина, беспощадного и злого. Волны мои потемнели, кончики задергались, волны превратились в синие дорожки. А вот для апокалипсиса магию я ещё не тренировала. Одна беда покрыла другую. Вот это Броквен влип, конечно…
— Город давно погибает, а Отцу все сходит с рук, — глубоко вздохнул Револ, посматривая на колыхающиеся шторы.
Было слышно наше тяжелое дыхание. Городской гул улиц за окном напрягал, окунал в мысли о том, что это все может вскоре разрушиться. Здания превратятся в руины, запахнет кровью, а от человечности мертвых ничего не останется… может, Эйдан окажется последним другом, с которым я познакомилась.
Где-то в кармане рюкзака пискнул мой смартфон. Все оживились, а я полезла в маленький карман, достала чёрный телефон. На экране высветилось без десяти трёх ночи и сообщение от… мамы.
— Здесь ловит сеть? — изумился Эйд, вставая.
— Иногда, — Кёртис так же поднялся, пододвигая пуфик обратно под стол. — От Ситжи доходит. Там находятся умершие с двадцать первого века. Ну, я и поставил маленькую антенку на всякий пожарный.
Глазки Телы заблестели, только я ввела пароль и высветилась яркая картинка обоев.
— Ого, вот это штуковина! — она села позади меня, замораживая кожу на шее. — А кто тебе письмо прислал через… это?
— Мама… — мои губы задрожали, только прочитала множество каждодневных сообщений от своей матери.