Броненосцы в синей воде
Шрифт:
– Ты что уже, бля, не помнишь? Уже забыл?
– Что... что это я должен помнить. Тебя помню.
– Помнишь? Ведь я же всегда был болен, Вит. То сифон подхвачу, то чирьи на заднице. Когда подлечилвался, Слайперу вдруг вспоминалась грыжа на яйцах, потом мандавошки, и так оно и шло. Так что мне плевать. Я вечно сдыхаю.
Я быстро отвернул лицо, чтобы он не заметил моего удивления. Он никогда не болел. Никогда. Нолан был громадным будто горилла индейцем, и не существовало никого, кто бы справился с его жилистыми лапищами.
–
– Чего? Ты лучше скажи, братуха, чего это ты весь в кровянке. Кто это тебе так начистил фотографию, Вит?
– Не знаю... Это наверное еще с позавчера. Я убегал от тех людей, что ходят по нашему бару, и, видимо, во что-то вмазался. Только я уже не помню.
Часы пискнули. Прошло следующих полчаса, а с ними и полдень. Внезапно до меня дошло, чего, собственно, я здесь торчу. Здесь, под этой дверью. Будто слепой, потерявшийся человечек.
– То ли нос у тебя сломан, то ли что... У тебя все лицо меняется. Глаза, волосы.... Виталик, что это с тобой происходит? Кровь прямо ручьем течет.
Все так. Я чувствовал себя не так, как всегда. Что-то росло и в моем теле, и в голове. Опять я видел синюю воду, а в ней отдыхали четыре броненосца, поблескивая металлом в закатном солнце. Еще я видел солдат, марширующих среди бухт толстенных канатов, и было так тихо, что до меня доносился стук их сапог. Стук. Стук, стук. Стук, стук, стук.
Один солдат глянул в мою сторону, а я подумал, что если бы они шли чуточку побыстрее, то это звучало бы ну совсем как пишущая машинка. Как тот звук, что всегда слышится из-за его двери.
– Сейчас, - сказал я Нолану.
– Сейчас, браток.
– Ты. Ты же не хочешь этого сделать. Зачем оно тебе, - громко задышал тот.
Я нащупал дверную ручку.
– Именно.
Как-то я открыл гостиничную регистрационную книгу и под номером 107 нашел: - Двойной апартамент. Ванная, кухня. Постоянное оборудование: столик, два стула, кресло. Зеркало - разбитое в правом верхнем углу. Из-за частых аварий отопление выключено. Фамилия проживающего - Адриан Слайпер. Живет один. Номер водительских прав ........ Возраст - неизвестен. профессия - Бог.
– Мне всегда хотелось постучаться к Богу. Но я войду без стука. Держись, Нолан.
Не успел он мне что-либо ответить, как я уже повернул ручку.
Дверь приоткрылась.
Люди умеют разделять дела на большие и малые. Кое-кто из них наглеет настолько, что даже может решать, какие из них важнее, а какие - нет. Не знаю, кто их научил этому, но если бы спросил у первого встречного, тот ответил бы, что война - это гораздо более серьезная штука, чем то, каким образом ты держишь пивную кружку.
Поскольку я не обладал такими однозначными возможностями оценки, то часто задаю разные вопросики. Именно тогда меня чаще всего и называют идиотом.
– Вот погляди, - заговорил я с маленьким, заросшим пьянчужкой, который сидел справа от меня.
– Неужели ты и вправду можешь спокойно пить свое пиво, зная, что у тебя короткие, толстые пальцы, искривленные ногти, и что все это выглядит еще хуже, когда ты так вот сжимаешь свою кружку? А? Ты и вправду, как будто ничего не случилось, хлещешь свое пиво? Просто так?
Он глянул на меня и сказал:
– Отъебись.
И даже этот чертов багровый палец у него не дрогнул.
Крутой парень, нервно подумал я. Знает, что делает.
– Повтори-ка, - пододвинул я кружку к бармену.
– Бабки.
– Сейчас.
В своих бесчисленных походах по барам я учился писать по-настоящему. Нигде не найдешь таких лиц. Человеческих лиц с глубокими морщинами, переполненных мыслями и жизнью, крикливыми женщинами или же коммивояжерами, убалтывающими тебя купить электростатические презервативы. Если людей и можно разделить, то всего лишь на два вида: мыслителей и комбинаторов. Иногда достаточно одного взгляда, чтобы отделить постоянных посетителей от старых бродяг. Сидишь у бара и смотришь в поцарапанное зеркало, а в нем уже видишь все, что происходит где-то за тобой. это очень важно. Напрямую этого не видишь и сохраняешь некую дистанцию. И можешь писать.
– Ну ладно, - обратился я к мрачному бандюге, сидящему слева.
– Если предположить, что я человек, то тебя можно причислить к комбинаторам. Одолжи пятерку.
– Отъебись.
Этот тоже знал, что и как.
– Ты когда-нибудь смотрел "Подворотню 403"?
– спросил я у бармена, который до сих пор терпеливо ждал денег.
– А может книжки читал?
Тот неуверенно прищурил глаза. У него была лысая, жилистая голова, и он напомнил мне глубоководную рыбу. Особенно, когда открывал рот.
– Ясное дело, - ответил он медленно.
– Каждый смотрит. Даже мой сын.
Я знал, что его единственный сын был боксером, и что у него уже начинала ехать крыша.
– Тогда скажи мне еще, какой из персонажей тебе нравится больше всего?
– Зачем это тебе, Босси? Ты же нас никогда об этом не спрашивал.
Я наклонился так, чтобы двое, сидящие рядом, тоже слышали.
– Я дам тебе пятерку и без пива. Только ответь.
– Это же и так ясно. Виталик Стоун. Он всем нравится больше всех. Даже моему сыну.
Я сунул руку в карман, делая вид, будто что-то там выискиваю.
– А что ты знаешь о 107 номере? Кто там живет, что это за тип?
Жилы набухли сильнее.
– Что это с тобой? заболел? Тебя же никогда это не интересовало.
В бар зашла девушка, и хотя я сидел у самых дверей, меня не заметила. У нее было милое личико, переполненное воспоминаниями; простые, добрые мысли, таких не встретишь уже нигде, разве что в дневнике девочки-подростка.
– Ну скажи мне, Эд, - показал я ему сжатую в кулак руку. Номер 107. Скажи.