Броненосец

Бойд Уильям

Налив себе дымящегося черного чая, Лоример добавил в него молока и сахара (Хогг бы его сейчас одобрил) и сквозь полупрозрачную «амбразурку», проделанную в запотевшем окне, стал наблюдать за тем, что происходило через дорогу.

Насколько он мог судить, Дин Эдмунд являлся создателем компании, а Кеннет Ринтаул был активной фигурой и вел дела с клиентами и подрядчиками. Обоим было под тридцать. На потрескавшейся, заросшей сорняками мостовой, перед исписанными граффити ставнями магазина ковров, были припаркованы два новеньких блестящих авто — «ягуар» и «БМВ», — стоившие, по прикидкам Лоримера, около 150 тысяч фунтов на пару, а на машине Ринтаула (на «БМВ») вдобавок красовалась табличка с личным номером: КР 007. Эдмунд жил

с женой и четырьмя детьми в большом новом доме в Эппинг-Форест; берлога Ринтаула помещалась на перестроенном верхнем этаже товарного склада в Бермондси, откуда открывался вид на Тауэр-Бридж; все это ясно говорило о том, что у этих ребят водятся деньжата. У обоих были небольшие бородки-эспаньолки, а у Ринтаула еще и хвостик. У Лоримера было назначено свидание с ними на одиннадцать часов, но он всегда полагал, что разумнее опоздать минут на десять: он давно подметил, что встречи проходят лучше, если начинаются с извинений.

174. Повторяющийся прозрачный сон.Стоит ночь, а ты идешь по коридору, направляясь к двери, под босыми ногами — прохладный линолеум. Из-за этой двери доносится шум — крики веселящейся толпы и невнятная трескотня орущего телевизора. Ты раздосадован и раздражен, шум докучает тебе, злит, ты хочешь, чтобы он прекратился.

Почти дойдя до двери, ты замечаешь свою наготу. На тебе только расстегнутая рубашка (фисташковая, неглаженая), и, когда ты шагаешь по коридору, она поднимается, обнажая твои голые ягодицы. Неясно, сильно ты возбужден или нет. Ты уже протягиваешь руку к дверной ручке (как раз в тот момент в комнате за дверью раздается очередной истошный вопль удовольствия, за которым следуют заливистые завывания) — но внезапно отдергиваешь ее. Ты быстро поворачиваешься и идешь обратно, в свою тесную комнатенку, и там сразу же тщательно одеваешься, прежде чем снова выйти в ночь.

Книга преображения

— Проходите сюда, сэр. Мистер Ринтаул и мистер Эдмунд вас уже ждут.

— Извините, немного опоздал, — сказал Лоример в спину молодой темнокожей, сильно надушенной секретарше, которая довела его по короткому коридору до кабинета Ринтаула. Накануне Лоример подстригся, а сегодня утром слегка напомадил волосы гелем. На нем был желтовато-коричневый кожаный пиджак, голубая рубашка и полосатый вязаный галстук, черные брюки и итальянские мокасины. Печатку он снял, вместо нее надел на средний палец правой руки золотое кольцо. Портфель при нем был новенький, блестевший медью и отполированной кожей. Все его коллеги имели свой подход к работе: одни были агрессивны, другие отличались циничной прямотой, некоторые вели себя задиристо, пытались нагнать страх; кто-то выказывал силу и враждебность, как боксер на ринге, иные изображали безликих аппаратчиков,бесстрастно исполняющих инструкции, — но Лоример был не таков. Он стремился исключить любой намек на угрозу. Он вырядился так, чтобы своим видом — намеренно, продуманно — внушать доверие. Это была дорогая одежда, но она не должна была выглядеть опасной для людей, подобных Эдмунду или Ринтаулу, — либо напоминать о существовании чуждого мира, иных слоев общества, от которых исходила бы враждебность или обещание кары, — теоретически, они вообще не должны были заметить, как он одет. Таков, собственно, и был задуманный эффект подобного переодевания, а также основной принцип его личного и частного профессионального метода. Никто не подозревал о таком подходе Лоримера к делу (коллеги никогда не обсуждали свои методы и не делились опытом — это не было принято), а Хогга интересовали только результаты, ему было все равно, как именно достигнут успех.

Последовали теплые рукопожатия; Ринтаул оказался улыбчивым, бодрым, оживленным и компанейским, а Эдмунд держался более отстраненно и осторожно. Все заказали кофе, секретарше Присцилле

было приказано на этот раз использовать кофеварку — никакого растворимого («Почувствуйте разницу»), — и Лоример принялся извиняться, обвиняя во всем чудовищные пробки на дорогах. Некоторое время, пока варился и сервировался кофе, они толковали на эту тему, а заодно детально обсуждали достоинства альтернативных маршрутов до Ист-Энда и из него.

— Дино живет в Эппинг-Форест, — сказал Ринтаул, указывая большим пальцем на товарища. — Смертоубийство, правда, Дино? Жуткие пробки. — Ринтаул находился в постоянном движении, будто никак не мог решить, какую позу удобнее принять, и потому пробовал их все. Лицевые мускулы были столь же подвижны, заметил Лоример: непонятно, собирается он улыбнуться или надуть губы, нахмуриться или выразить удивление?

— Шоссе М-11, да? Тоннель Блэкуолл? — спросил Лоример. — Наверное, чертовски достает. Каждый день — туда и обратно?

— Да, настоящий кошмар, — неохотно согласился Эдмунд, недовольно мотнув головой. Это был более резкий, медлительный, неповоротливый человек; заметно было, что в офисе он чувствует себя не вполне в своей тарелке. Из шикарных манжет тонкой полосатой рубашки неуклюже торчали широкие волосатые запястья; эспаньолка выглядела неопрятно, кожа вокруг нее была плохо выбрита, как будто он и отпустил ее лишь для виду, а отнюдь не из подлинного пристрастия к бородам.

— Что ж, — сказал Лоример, закругляя тему дорожного движения, — и все это пышный жизни карнавал. — В ответ раздались вежливые смешки. Лоример огрублял гласные, будто ругался, и в его произношении слышался намек на твердый приступ. Щелк, щелк — он раскрыл портфель. — Ну, господа, теперь поговорим о пожаре в «Федора-Палас»?

Скептицизм мешался с сожалениями (это был самый крупный на нынешний момент заказ фирмы), раздавались ритуальные проклятия настоящему сволочному, свинскому невезению, которое так часто сопутствует всем, кто занят строительным делом. («Поди-ка отыщи хороших водопроводчиков, — жаловался Эдмунд с неподдельной злостью и негодованием. — Их нет, они просто вымерли. Нигде не найти».) Лоример слушал, кивал, морщился, а потом сказал:

— В договоре есть статья о взыскании — десять штук за неделю просрочки.

Последовала пауза. Затем Эдмунд, чуть поспешно и слегка вызывающе, заявил:

— Мы успевали к сроку.

— Это уж чересчур, — сочувственно проговорил Лоример, — по-моему, чересчур суровые требования к такой работе.

— Чертовски верно подмечено, — с горечью ответил Ринтаул. — Но только так в наши дни и можно удержать за собой подобную работу. Из нас все соки выжимают по этой штрафной статье.

— Но это же бессмысленно: вам приходится работать так быстро, что нельзя при этом гарантировать качество, верно? — Лоример так и лучился сочувствием.

Ринтаул улыбнулся:

— Совершенно верно. И вот как все происходит. Ты изо всех сил надрываешься и успеваешь к сроку. А потом тебе начинают трахать мозги из-за пустяков: «То не так, это не так». И отказываются выплачивать последний взнос. — Он повернулся к Эдмунду. — Сколько раз мы не получали всего, что нам причиталось? Последние три раза?

— Четыре.

— Вот видите. Нас просто достали. К стенке прижали.

Лоример сверился со своими записями.

— Вы говорите, что успевали к сроку и должны были все закончить к концу месяца.

— Железно.

— Абсолютно.

Лоример выдержал паузу.

— А что, если я замечу вам, что на самом деле вы опаздывали, причем существенно опаздывали?

— Мы немного запаздывали из-за этого треклятого турецкого мрамора, — отозвался Эдмунд, — но у нас есть официальная бумага об отсрочке. С этим порядок.

— А вот маркшейдеры утверждали, будто вам грозит штраф дней за десять-пятнадцать.

— Тот, кто вам это сказал, — произнес Ринтаул очень ровно, тихим голосом, — отъявленный врун.