Бронепоезд. Огненный рейд
Шрифт:
Тем временем интродукт расковырял бойницу когтями достаточно широко, чтобы пустить в ход зубы. Длинная крокодилья пасть будто огромными клещами зажала исковерканный край бронелиста и отогнула его еще сильнее. Голова отродья резко дернулась. Металлическую пластину вырвало вместе с заклепками. Зубы твари ничуть не уступали по прочности ее когтям.
Выплюнув искореженный кусок стали, тварь просунула в образовавшуюся брешь всю голову, лязгнула зубищами перед лицом Егора. Тамбур наполнило запахом тухлого мяса.
Егор выстрелил. Одиночными.
В глаз.
Он попал.
Из-под
Ну ладно! Перещелкнув рычажок режима огня на автоматический, Егор снова надавил на курок. И опять. И снова.
Калаш грохотал и трясся в руках. Пули разрывали в клочья длинный, по-змеиному раздвоенный язык, дырявили лиловое нёбо и решетили зловонную глотку. Темная кровь лилась рекой. А вопящая тварь все держалась за вагон и никак не желала подыхать.
Только когда он выпустил в разинутую пасть весь рожок, тварь наконец обмякла и скользнула вниз.
Но даже после смерти интродукт не оставил в покое третий вагон первой сцепки. На этот раз за искореженный металл зацепилась кожаными складками крокодилья голова твари. Голова прочно застряла в раскуроченной бойнице.
Бронетричка не останавливалась. Тело мертвой «летяги»-переростка волочилось по железнодорожной насыпи. Истерзанные «крылья» бились о шипастую бронированную обшивку, вытянутые задние лапы загребали щебень и царапали безвольными когтями концы шпал.
Вообще-то это было небезопасно. Мертвая тварь могла разворотить путь, а ее длинные прочные когти, легко расковырявшие броню, могли попасть под колесо и пустить состав с откоса.
Егор присел под уродливую морду. Превозмогая отвращение, уперся плечом в перепачканную слюной, пеной и кровью нижнюю челюсть твари. Резко приподнялся. И — ковырнул-таки голову из бойничного разлома.
«Летяга» выскользнула из ловушки. Упала под насыпь. Бронетричка унеслась дальше.
В тамбурной двери зияла рваная дыра, в которую мог бы пролезть человек.
Вскоре бронетричка замедлила ход. Колеса застучали реже. Состав теперь двигался медленно и плавно, будто не по рельсам ехал, а плыл по воде.
Придорожные ограждения здесь выглядели добротными и ухоженными. Густые заросли отступили от железки. И даже мрачные заброшенные здания, стоявшие вдоль дороги и пялившиеся на проезжавший мимо состав пустыми глазницами окон, уже не казались зловещими.
«Подъезжаем», — с облегчением вздохнул Егор.
— А-и-е о-е и-ы… А-и-е о-е и-ы… — донеслось далекое еще эхо.
Их уже заметили со станции. Об их прибытии сообщали. Станция Железнодорожная была уже совсем рядом. Станционная охрана готовилась принять состав.
Бронетричка подъехала ближе. Слова диспетчера стали более отчетливыми.
— Внимание, поезд! Из Москвы! Внимание, поезд! Из Москвы! — нудно дребезжали мощные вокзальные динамики. И не было сейчас звука милее.
Незнакомая женщина в диспетчерской устало раз за разом, проговаривающая одну и ту же фразу, казалась самым родным человеком на свете.
Еще минута-другая напряженного ожидания. И вот наконец раскрыты ворота — уменьшенная и упрощенная копия мкадовских.
Форпост принимал состав…
Все! Дома! Да-да, это место уже стало для Егора новым домом. Хоть дом этот и не был столь надежен, как неприступное столичное Кольцо.
Станция-форпост Железнодорожная располагалась между небольшим подмосковным городком с одноименным названием и лесным массивом с заброшенным дачным поселком. Местная Стенка, разумеется, не шла ни в какое сравнение с мкадовской крепостью и напоминала латаное-перелатаное одеяло. Состояла она из минно-проволочных заграждений, рвов и валов, возведенных на скорую руку блокпостов, баррикад и сварных металлических конструкций, перегораживавших улицы, деревянных, кирпичных, бетонных преград, более-менее органично вписавшихся в общую оборонительную линию старых пятиэтажек и относительно новых высоток, являвшихся главными опорными пунктами.
С севера ломаная линия Стенки охватывала несколько примыкавших к станции жилых кварталов, на юге ровно шла вдоль полосы вырубленного леса. На станционном переходном мосту, вышках, чердаках и крышах располагались пулеметные гнезда, по Стенке были разбросаны позиции огнеметчиков и гранатометчиков, возле здания вокзала и на привокзальной площади размещались минометы, выполнявшие функции тыловой артиллерии.
Форпост пока держался. Потери здесь, конечно, были побольше, чем в столице, но уж чем-чем, а живой силой (или живым мясом — это уж как посмотреть) перенаселенная Москва свои Форпосты снабжала бесперебойно.
Прибывшую бронетричку осмотрели и загнали на запасной путь.
Пассажиры быстро покинули поезд, в котором за время поездки натерпелись немало страху, и молчаливой толпой, толкаясь и наступая друг другу на пятки, убирались со станции. Вымотанные, напуганные, они боязливо оглядывались на поврежденный третий вагон первой сцепки и косились на труп в тамбуре. Нападение интродукта, пусть даже успешно отбитое, никому не придавало оптимизма.
Егор стоял у искореженной двери и с завистью смотрел на людской поток, втягивающийся в здание небольшого вокзальчика с зенитным пулеметом на крыше. Пассажиры уже могут отдыхать. Кондукторам бронетрички такое счастье светит не скоро. Еще предстоял повторный осмотр состава, потом — сдача маршрутных листов, доклады об инциденте (атаки тварей назывались именно так — инцидент) и отчеты об израсходованных боеприпасах.
О смерти напарника и раскуроченном тамбуре придется писать отдельный рапорт. Возможно, не один. Плюс объяснительная по поводу приведенного в негодность табельного оружия. В общем, впереди — сплошные головняки. И все-таки…
Егор улыбнулся. Ведь все-таки жив остался! И что не менее важно — невредим. Можно считать, ему сегодня здорово повезло. Ему — да. А вот молчуну Андрею…
Егор глянул на окровавленное тело в тамбуре. Улыбаться сразу расхотелось.