Бронзовый топор
Шрифт:
Вход в пещеру когда-то был широким, но ланны заложили его с двух сторон камнями, оставив небольшое отверстие. У входа в пещеру лежал тяжелый рог большеротого оленя. Им затыкали на ночь вход так, что отростки торчали снаружи, как копья. В последние годы этим приспособлением не пользовались.
Разведчикам, открывшим пещеру, пришлось сразиться с ее прежними хозяевами — двумя огромными медведями, которые были изображены в натуральную величину на одной из стен участником схватки.
Чал с детства почти ежегодно бывал в этих местах и сейчас, вспоминая, как они выглядели раньше, удивлялся
Молодые охотники, посланные вперед, еще снимали шкуры с убитых туров, когда подошло племя. Прозвучала песня охоты, и начался пир, который продолжался всю ночь.
Когда необходимые запасы мяса и шкур были сделаны, охоту продолжали лишь подростки. Крупные животные к этому времени ушли в другие места, добычей юных охотников становились в основном птицы.
Однажды ночью Кам проснулся от прикосновения горячей руки соседа, молодого охотника. Их было двое в шалаше. Тело юноши горело, он тихо стонал во сне. Кам вышел и водрузил над шалашом палку с горностаевой шкуркой на конце. Это означало, что к шалашу нельзя приближаться, в нем больной.
Через несколько дней юноша умер. Кам натаскал в шалаш дров, поджег его с двух сторон и ушел к горной гряде. Он тоже заболел, тело его было покрыто красной сыпью. Напился ледяной воды из ручья и забился в расселину. На другой день его случайно обнаружила Рума. Удостоверившись, что он жив, соорудила поблизости шалаш, перенесла в него больного. А к вечеру следующего дня почувствовала жар сама.
Глава третья
Тревожные дни
Оставив у Озера двух больных — Руму и Кама, племя продолжало свой путь. За больными приглядывали Чал и Мара.
Мало было надежды, что Рума и Кам выживут. Эта страшная заразная болезнь, бич ланнов, была им хорошо знакома. Они давно научились отличать ее от других заболеваний.
Родовые вожди в виде исключения соглашались забрать больных, тем более, что Чал — вождь племени. Однако сам Чал не хотел нарушать законы племени. В прошлом подобный случай дорого обошелся ланнам. С тех пор ни в какие походы заразных больных не брали, их помещали в отдельные убежища, прикасаться к ним запрещалось.
Кроме того, Чал и Мара, может, уже заразились сами.
Племя ушло. Рума и Кам, пышущие жаром, лежали рядом в шалаше на шкурах, и жизнь их еле светилась в их запавших глазах.
Рума бредила, часто повторяла имена детей, пыталась подняться. Потом она надолго затихла и вдруг пронзительным тоскливым голосом крикнула:
— Мама!..
Крупная сыпь превращалась в ранки, которые затягивались медленно. Но все же наступил день, когда стало ясно, что самое страшное позади.
Чал по целым дням пропадал на охоте, Мара ухаживала за больными, вялила и коптила мясо. Рума научила ланнов новому способу копчения — в закрытых ямах. Это нетрудно, но мясо сохранялось дольше и было вкуснее.
Взошло солнце. На траве блестел иней, мелкие заливы и лужи покрылись тонкой коркой льда. В каменной теснине глухо шумел могучий поток, вытекавший из Озера. Кама потянуло к Реке. Он взял гарпун и, обойдя гору с южной стороны, медленно побрел вдоль берега, высматривая добычу. И тут поодаль увидел неровный, светящийся вал, который двигался против течения, пересекая Реку поперек. Что-то странное, невиданное, внушающее тревогу… Вскоре он догадался, в чем дело: вверх по реке шла рыба. Он загарпунил крупного лосося, с трудом выволок его на берег. Такого хода рыбы ему видеть еще не приходилось.
Подошла Мара. Вооружившись дубинками, они вдвоем глушили лососей и осетров, выбирая самых крупных. К полудню вылезли из воды продрогшие, усталые, но довольные: на прибрежной траве лежали десятки отборных рыбин. А поверхность озера то всплескивала, то колебалась — рыба все шла и шла.
Кам и Мара начали перетаскивать добычу в большую песчаную яму, предварительно покрыв дно древесной корой. К вечеру яма доверху была заполнена слоями рыбы вперемежку со льдом. Сверху уложили кору, хворост, дерн, камни — будущей весной ланны первое время могут не заботиться о еде. Часть улова перенесли в пещеру, развесили распластанных лососей над костром. Мара наполнила несколько глиняных сосудов растопленным рыбьим жиром.
Через верхнее отверстие в пещеру проник какой-то непонятный шум. Чал вылез наружу и увидел, что небо закрыто тучами птиц, летящих на восток. Их тревожные крики вызывали смятение. Он направился к южному склону горы: на юго-западе за Рекой полыхало красное зарево. Оно поднималось над горизонтом, раздаваясь вширь. Лесной пожар!
Перед рассветом в пещеру проник запах гари, и Рума, которая не могла заснуть в эту ночь, тихо поднялась и стала пробираться к выходу. Кам проснулся и следом за нею выбрался наружу. Огненный вал двигался наискось с юго-запада на северо-восток. Они пошли вдоль берега и остановились напротив устья притока, который под прямым углом впадал в Реку.
Рума вдруг вошла в воду и медленно двинулась прочь от берега. Чал догнал ее, подхватил на руки.
— Куда ты?
— Там, там… — показывала она на тот берег. Когда успокоилась, сказала: — Приток остановит огонь. Лесные ланны спасутся.
Река словно вымерла — ни одного всплеска. Над правобережьем клубились тучи пепла и дыма, закрывая половину неба.
К вечеру пожар стал стихать. Вокруг стоял полумрак, насыщенный дымом и гарью, было трудно дышать.
Большерогий олень, выходя на берег, увяз в трясине. Чал и Рума подошли к нему. Пытаясь высвободиться, олень погружался все глубже. Вскоре он затих, бессильно вытянув шею.
— Принесем хворосту, — предложила Рума. — Смотри! — она держала на ладони влажный, помятый колос, который выдернула изо рта оленя. — Здесь растет?
— Да, где-то тут.
— Ты видел?
Что-то похожее вроде попадалось ему на глаза, но где? И когда?..
С их помощью олень выбрался из трясины, сделал несколько неуверенных шагов, остановился, разглядывая скошенным глазом своих спасителей. Потом, чтобы освободиться от налипшей грязи, встряхнулся и зашагал прочь от Реки.