Бросок на выстрел
Шрифт:
А что, это вполне возможно. Ведь после Французской революции Москву буквально наводнили бежавшие из-под ножа гильотины дворяне-французы, пристроившиеся в российской столице на воинские и чиновные должности и образовавшие многочисленный цех воспитателей и учителей отпрысков дворян российских изящных фамилий. Мода была тогда такая в дворянских и именитых купеческих семьях: иметь в качестве гувернера какого-нибудь французика из Бордо, который бы учил недорослей и юных девиц «обхождению», французскому языку, а без него тогда было никак, музицированию и танцам.
Среди
За занавесью велся приглушенный разговор, не рассчитанный на чужое ухо, и я, как человек вполне воспитанный и тактичный (именно так я думаю о себе), подойдя к кабинету, негромко кашлянул в кулак.
Занавесь раздвинулась шире, и на меня вопросительно уставился большой, почти черный глаз. Второй глаз был стеклянный и, естественно, видеть меня не мог. Потом показалось все лицо сорокалетнего мужчины с тяжелой челюстью. Мужчина несколько секунд продолжал разглядывать меня одним оком, а потом спросил:
– Тебе чего, любезный?
– Мне бы с господином Гугенотовым повидаться, товарищ, – в тон мужчине ответил я. – А лучше – поговорить.
– О чем будет базар?
– Убийство Василия Анатольевича Левакова, – отчеканил я и посмотрел в единственный глаз мужчины с тяжелой челюстью своим незамутненно-ясным взором.
– Ты что, еще один следак? – спросил меня одноглазый.
– Совсем нет, – ответил я, догадавшись, что до меня Гугенота уже допрашивал следователь.
– А кто ты?
– Я – тележурналист. Зовут меня Аристарх Русаков. Я веду журналистское расследование убийства Василия Левакова.
– Знаешь что, журналист, – посмотрел на меня как-то уж очень «по-доброму» одноглазый. – Ступай-ка ты…
– Погоди-ка, – раздался тихий голос из глубины кабинета. – Пусть войдет.
Одноглазый слегка мотнул головой и раздвинул занавески.
– Проходи, присаживайся. – Загорелый мужчина сорока с небольшим лет с легкой проседью на висках сделал приглашающий жест рукой, указывая на мягкий диван напротив себя. Я прошел к окну и сел. После чего сел и одноглазый, отрезав меня от выхода.
– Угощайся, – произнес Гугенот, указав на стол с закусками и фруктами. – Выпьешь?
– Нет, спасибо, – ответил я, но из вежливости отщипнул от грозди черного винограда ягодку и отправил ее в рот.
– Как, говоришь, тебя кличут? – посмотрел на меня Гугенот острым и цепким взглядом. Он был спокоен, как бывает спокоен лев, который знает свою силу. Впрочем, такое спокойствие означало еще готовность в любой момент показать свою мощь и дать отпор на любое посягательство его свободы. Еще такое спокойствие означало, что лучше не рыпаться и не пытаться узнать, насколько силен этот лев…
– Меня зовут Аристарх Русаков. Я – корреспондент телеканала «Авокадо».
– А «ксива» у тебя имеется? – спросил одноглазый, и я охотно продемонстрировал ему свое удостоверение сотрудника телекомпании «Авокадо».
– И что ты хочешь знать? – спросил Гугенот, после того как внимательно прочитал документ.
– Я хочу знать, причастны ли вы к смерти Василия Левакова и где вы были вечером и ночью в прошедший вторник? –
– А ты наглец, – со скрытой угрозой произнес он, спокойно приняв мой взгляд.
– Есть немного, – чистосердечно признался я. – Издержки профессии.
– Вот скажи мне, а зачем это тебе надо знать? Есть менты, это их дело. Ты-то здесь с какого боку?
– Очень хороший вопрос, – заметил я и продолжил: – Дело в том, что это я обнаружил труп Левакова на Лесопильщиковом пустыре. Труп был в мешке, обмотанном скотчем, и лежал на дне оврага, что рядом с забором Сокольнического мелькомбината. Мне пришлось вызвать наряд полиции, потом приехала следственно-оперативная бригада с медэкспертом, ну и… как-то все это закрутилось. Так получилось, что я изначально оказался в этом деле, а поскольку я криминальный репортер, то выйти мне из этого дела теперь возможно только с раскрытием его и обнаружением убийцы.
– Ты сам, что ли, будешь его искать? – спросил Гугенот.
– Да, – просто ответил я.
– А могешь?
– Говорят, у меня это хорошо получается, – неопределенно пожал я плечами.
– А менты в таком случае чем будут заниматься? – задал вполне резонный вопрос авторитет.
– Тоже искать, – без тени сомнения ответил я, – работа у них такая. Только они по-своему будут это делать.
Гугенот промолчал, налил себе стопку водки и выпил ее одним махом. Кинув в рот виноградинку, раздавил ее во рту, колюче посмотрел на меня, после чего спросил:
– А что ты делал на том пустыре? Только не говори, что пришел туда поссать.
– И не буду… Передачу хотел снять про пустырь, – ответил я почти правду. – Вы, наверное, слышали, что Лесопильщиков пустырь весьма загадочное место. Про легенды, наверное, слышали, про купеческие клады с золотыми и серебряными монетами, про исчезновение людей…
– Нечего соваться, куда не надо, тогда и пропадать никто не будет, – резонно заметил Гугенот.
– Это да, – согласился я, – но все же этот пустырь – место загадочное и удивительное.
Гугенот снова помолчал, а потом негромко произнес:
– Нет…
– Что – «нет»? – не понял я.
– Я не «мочил» [1] Левого. У нас с ним все уже стало ровно.
– Когда? – быстро спросил я.
– Во вторник вечером. Когда я забрал его лайбу [2] .
– «Волгу», что ли? – задал я уточняющий вопрос.
– Разумеется, «Волгу», а что же еще? – немного удивленно посмотрел на меня Гугенот. – Или ты думаешь, что у него целый автопарк, что ли? А потом, машина у него раритетная, мне нравится…
1
Мочить – убивать (жарг.).
2
Лайба – автомобиль (жарг.).